Помоги мне

Главный приз – комфортабельный годовой полет «все включено» по галактике на люксовом корабле. Но дело не в призе. Дело в космических тренажерах, партию которых корпорация из Объединенной Европы хотела продать инопланетным партнерам в обмен на пятьдесят тонн урана, которого было много на Лембурсии и мало на Земле.

Лембурсия во многом походила на Землю: кислород в атмосфере, углеродные формы жизни, зеленая растительность, гравитация чуть слабее земной. Цивилизация со своей культурой, наукой и историей, многомиллионные города и разные расы. Принципиальное отличие лишь одно – на этой планете уже почти тысячу лет не было войн.

Поговаривали, у лембурсенов также не было ни денег в привычном для землян понимании, ни государств, и между тем их цивилизация процветала. Но космонавтам и альпинистам было строго запрещено их об этом расспрашивать и распространять полученную информацию на Земле. Перед полетом все подписали соглашение о конфиденциальности, и его нарушение считалось государственной изменой.

Земляне вообще мало что знали о Лембурсии. Она была «официально открыта» всего пятнадцать лет назад, в 2107 году. Все дипломатические переговоры с лембурсенами велись в космосе, на нейтральной территории, и никому из простых землян не доводилось бывать гостем на новой планете. Хотя бы потому, что не придумали еще земляне таких технологий, чтобы перемещаться на 670 000 парсеков. Сейчас путешествие до соседней галактики заняло бы 300 человеческих лет. Лембурсены умудрялись делать это в сто раз быстрее.

– Зачем же ты согласился? – приставал с навязчивыми расспросами Ролан, которого искренне огорчал пессимизм старшего товарища.

– Деньги нужны, зачем, – буркнул Хьюберт.

Такую сумму, как им платили за спортивную экспедицию на Марс и покорение вершины, он бы и за два года не заработал. А Марта долго не протянет. Ей нужна имплантация искусственного сердца – и как можно скорее. Поскорее бы уже разделаться со всем этим, получить деньги и вернуться на Землю.

– Деньги, – презрительно хмыкнул Ролан. – А как же радость от покорения марсианского вулкана? А как же гордость за свою планету, если мы победим?

– Засунь себе свою юношескую восторженность в задницу! – рявкнул напарник. – Я в эти игры наигрался еще на К2, пока ты под столом в памперсах ползал. А сейчас просто делаю свою работу!

Ролан молча отвернулся и вышел из шатра, служившего им комнатой отдыха и спальней.

– Лучше бы поинтересовался, на черта Объединенной Европе пятьдесят тонн урана, – пробормотал Хьюберт себе под нос, предварительно отключив микрофон внутри скафандра. – Уж наверное не для «мирного атома».

В ночь перед началом соревнований удалось установить видеосвязь с Землей. Хьюберт позвонил жене. Она была очень бледной и казалась взволнованной, но изо всех сил старалась это скрыть.

– Ты только возвращайся.

– Ты же знаешь, я всегда возвращаюсь.

– Послушай. Если почувствуешь, что не хватает сил – поворачивай обратно. Прошу тебя.

– Я дойду до вершины любой ценой, и ты это знаешь.

Восхождение заняло несколько дней. Две команды – в каждой по двое альпинистов и по одному роботу-вездеходу, который непрерывно вел съемку и транслировал все происходящее в прямом эфире – одновременно стартовали из базового лагеря. Вскоре лембурсены вырвались вперед и скрылись из виду.

Хьюберт шел молча и неспешно, берег силы и кислород. Они тащили с собой несколько запасных баллонов, но все было строго рассчитано: если начать спешить, суетиться и часто дышать, воздуха может не хватить на обратный путь. Также каждый нес за спиной гели-энергетики, углеводные «бомбы» и белковые коктейли, которые поступали в рот через трубки внутри скафандра.

Как легко, как удивительно легко идти. По сравнению с Эверестом, где каждый шаг дается с огромным трудом и каждый новый метр высоты все сильнее отдаляет тебя от жизни и приближает к смерти, альпинизм на Марсе – приятная и размеренная прогулка по застывшей лаве. Все дело в гравитации – здесь она на 62% ниже, чем на Земле. Тело становится послушным и почти в три раза менее тяжелым. Хьюберт весит восемьдесят килограммов, но здесь он ощущает их как тридцать. Впрочем, после космической невесомости, к которой поневоле привыкаешь за два месяца, это все равно значительный вес.

– Какая красота! – зазвенел в ушах веселый голос Ролана. Хьюберт повернул голову и нахмурился – его напарник стоит у самого обрыва и фотографирует марсианские пейзажи на встроенную в скафандр камеру.

Внизу, насколько хватало глаз, тянулись хребты красно-оранжевых гор и черно-серых равнин из вулканического песка. Земные альпинисты к такому не привыкли, их глаза по привычке искали белые заснеженные вершины и не находили их.