Рассказчиком Иван Семенович был великолепным. И всегда удивлял меня остротой и яркостью суждений, покорял большим чувством юмора. Одна из отличительных особенностей прекрасных людей заключается в том, что со временем память о них не только не тускнеет, но, напротив, с каждым днем становится все глубже, красочнее и ярче. Она обрастает все новыми и новыми подробностями и в зависимости от масштабов этого человека становится зачастую либо семейным преданием, либо легендой, либо славой. Иван Семенович Стрельбицкий, по моему глубочайшему убеждению, заслуживал всех этих трех свойств памяти.
Раз в пять лет, в четвертый и девятый год каждого десятилетия, 9 мая, в одном из лучших залов Севастополя, в Матросском клубе, помимо всех праздничных мероприятий происходит торжественная научная конференция, на которой присутствуют все наиболее уважаемые люди города и заслуженные фронтовики. Кульминационным моментом этой конференции является чтение Приказа Верховного Главнокомандующего генерала армии Толбухина по случаю освобождения Севастополя. Слушая приказ, я всегда с тайным замиранием сердца ожидаю особенно волнительных для меня строк. Идет перечисление войск и соединений, принимавших участие в героическом освобождении города.
В президиуме и в зале – генералы, адмиралы, офицеры нашей армии и флота. Почти у каждого от плеча и до плеча грудь сияет и тоненько позванивает золотом и серебром наград. И хоть каждый давно уже выучил весь этот приказ наизусть, тем не менее слушает его всякий раз словно бы заново. Чуть откинувшись на спинку стула и полуприкрыв глаза, каждый ждет того мгновения, когда назовут его армию, корпус, дивизию, полк. И вспоминает, вспоминает, вспоминает… Удивительные это минуты, минуты, когда фронтовики словно бы встречаются со своей молодостью – боевой, отважной, невозвратимой. Не так уж часто выпадает им на долю такая минута, всего только раз в пять лет. А жизнь ведь такая короткая. На прошлой перекличке их было гораздо больше. А сколько будет еще через пять лет, и еще?.. Поэтому – внимание! Прошу вас, не хлопните дверью, не скрипните стулом, не отвлеките их каким-нибудь словом… Тише, тише… Не мешайте им вспоминать…
И точно так же, как мои фронтовые побратимы, я внимательно слушаю слова приказа. Вспоминаю, волнуюсь и жду… Знакомый по военным сводкам всем пережившим войну, густой и бархатный голос диктора Левитана перечисляет названия наиболее отличившихся дивизий, полков и бригад. И по мере того, как список этот все ближе и ближе продвигается к названию моей части, я чувствую, что волнуюсь все больше и больше. Но вот, наконец, воздают должное и ей. Голос диктора гремит: «30-я гвардейская Перекопская артминометная бригада…» И всем существом своим я словно бы ощущаю грохот салюта, и в грохоте этом дань уважения моей бригаде, всем моим товарищам, а значит, и мне.
И все же главная минута моя еще не пришла. Я сижу и жду, когда назовут его имя – имя одного из самых прекрасных для меня людей – генерала Ивана Семеновича Стрельбицкого. И оттого, что в этом зале его нет и не будет уже никогда, волнение мое удваивается. И вот над притихшими рядами, над президиумом, партером и амфитеатром, раскатистый голос возвещает: «Артиллеристы генерал-майора (тогда он был еще генерал-майором) Стрельбицкого…» И при упоминании этого имени грустно и ласково улыбаются его фронтовые друзья: генерал-лейтенант Вениамин Митрофанович Домников, генералы Сергеев, Черешнюк, Карапетян, и я чувствую, как сладко и больно сжимается мое сердце.
Редкостный это был человек: крупный военачальник, в годы войны не раз бывавший в кабинете у Сталина, в быту удивительно скромный, а порой даже застенчиво-мягкий…
Вечерами мы прогуливались с ним по Украинскому бульвару от Кутузовского проспекта до набережной Шевченко и говорили, говорили, говорили… Конечно, в годы войны между нами была дистанция огромного размера: командующий артиллерией, генерал – и я, просто-напросто скромный лейтенант. И это естественно. И все-таки, если в условиях фронтовой железной субординации Иван Семенович, несмотря на свою строгость, а порой даже и суровость, умел быть и чутким и отзывчивым человеком, то теперь, в условиях самых мирных, благородство, деликатность и красота его души открывались с каждым днем все новыми и новыми гранями. Вот бывает так, хоть и редко, что отыщут друг друга в этом огромном мире две очень похожих и близких души, горячо потянутся друг к другу, и дружбу их, словно редкостный в мире сплав, ни огнем, ни стужей, ни даже временем ни разрушить, ни разбить невозможно.
Прожил Иван Семенович богатую и яркую жизнь. И рассказчиком, надо сказать, был превосходным… Мы неторопливо шагаем с ним по Украинскому бульвару. На одном его конце гул Кутузовского проспекта, на другом – веселая музыка и гудки речных пароходиков и трамваев, а посредине тихий, немолчный и ласковый говорок красавиц рябин, березок и кленов.