Помнишь меня?

Отлично. Если ему нужен собеседник, я поддержу разговор. Мы с Джоном пошли к дальней — мокрой — стене, где остановились перед путаницей прихотливых прозрачных струй. Как можно жить в квартире, где по стене потоками льется вода, низвергающаяся из-под потолка?

— Скажите, — вежливо спросила я, — как вы пришли к такому оригинальному решению? Почему остановились именно на таком статусном способе выделиться?

Высокий лоб Джон прорезали задумчивые морщины, и у меня упало сердце. Хоть бы он не начал кормить меня претенциозными рассказами о своем артистическом гении. Ей-богу, я сейчас не в настроении.

— Я спросил себя, что может понравиться элитному мудаку, — ответил он, подумав. — И добавил в интерьер эту фишку.

У меня вырвался смешок — ответ меня шокировал и позабавил.

— Да, будь я элитным мудаком, меня бы восхитила мокрая стена.

— Оба-на, — покрутил головой архитектор. Он сделал ко мне шаг и понизил голос, чтобы шум воды заглушал разговор. — Так ты в самом деле ничего не помнишь?

— Нет, ничего.

— Ладно. — Он резко выдохнул. — Нам надо встретиться. Мы должны поговорить. Мы можем пойти в Олд-Чэнел-хаус в Айлингтоне. Обратите внимание на высокие потолки, Лекси, — громко добавил он. — Это отличительная особенность наших домов. — Взглянув на меня, он заметил выражение моего лица: — В чем дело?

— Ты что, с ума сошел? — прошипела я, оглядываясь, чтобы Эрик неожиданно не оказался рядом. — Я не буду с тобой встречаться! — Тут я понизила голос. — К твоему сведению, я не нашла ни единого доказательства, что у нас был роман. Ни единого! Какое удивительное чувство пространства! — громко восхитилась я.

— Доказательства? — непонимающе переспросил Джон. — Какого рода доказательства?

— Ну, я не знаю, любовные письма, что ли!

— Мы не писали друг другу любовных писем. — Сувениры, побрякушки…

— Побрякушки? — Казалось, Джон с трудом сдерживает смех. — Мы как-то не увлекались побрякушками.

— Ну, тогда это мало похоже на любовный роман! — отрезала я. — Я перерыла весь туалетный столик — ничего. Спрашиваю сестру — она о тебе и не слышала.

— Лекси! — Он сделал паузу, словно обдумывая, как лучше прояснить ситуацию. — У нас был тайный роман. Это такой роман, который держат в секрете.

— Значит, доказательств у тебя нет? Я так и знала.

Я быстро повернулась и зашагала к камину. Джон следовал за мной по пятам.

— Тебе нужны доказательства? — пробормотал он скептически. — Может, сгодится красное родимое пятно на твоей левой ягодице?

— Нет у меня никакого… — Я торжествующе обернулась, но тут же замолчала, заметив, что Эрик наблюдает за нами с другого конца комнаты. — Я не представляю, как это вы так удачно придумали освещение! — Я помахала рукой Эрику. Он махнул в ответ и возобновил разговор.

— Я знаю, что у тебя нет родимых пятен на ягодицах. — Джон выразительно округлил глаза. — У тебя вообще нет родимых пятен, лишь крохотная родинка на руке.

Я замолчала. Он прав. Но что с того?

— Ты случайно угадал. — Я скрестила руки на груди.

— Да, мог угадать. Но не угадывал, я знаю. — Он пристально смотрел на меня. — Лекси, я ничего не выдумываю. У нас роман. Мы любим друг друга. Глубоко и страстно.

— Слушай, — в отчаянии запустила пальцы в волосы я, — это просто безумие! Я не стала бы заводить роман ни с тобой и ни с кем-либо другим. Я в жизни никому не изменяла…

— Четыре недели назад в этой квартире мы занимались сексом на полу, — перебил Джон. — Вон там. — Он кивнул на огромных размеров пушистое овечье руно.

Потеряв дар речи, я уставилась на белую овчину.

— Ты была сверху, — добавил он.

— Прекрати! — Взволнованная, я отвернулась и пошла прочь, к дальней стене, откуда стильная лестница акрилового стекла вела на верхний уровень.

— Давайте взглянем на оборудование ванной комнаты, — громко предложил Джон, идя за мной. — Думаю, вам понравится…

— Нет, не понравится, — тихо огрызнулась я через плечо. — Оставь меня в покое.

Мы дошли до верхней площадки лестницы и осмотрели пентхаус, держась за стальные перила. Внизу я видела Эрика, а за его спиной, через огромные окна, открывалась великолепная панорама вечернего Лондона. Да, жилье высший сорт, иначе не скажешь.

За моей спиной Джон к чему-то принюхивался. — Эй, — сказал он, — ты ела чипсы с солью и уксусом?

— А что? — с подозрением покосилась я на него. У Джона расширились глаза:

— Не слабо. Как же тебе удалось это скрыть от твоего пищевого фашиста?

— Никакой он не фашист, — решительно встала я на защиту Эрика. — Просто у него осознанный подход к питанию.

— Да он просто Гитлер. Если бы он мог выследить и арестовать каждый ломоть хлеба и посадить его в концлагерь, то сделал бы это не задумываясь.

— Прекрати!

— Он бы отправил в газовую камеру сначала сдобные булочки, а потом круассаны.

— Хватит! — Я сжимала губы, боясь расхохотаться, и отвернулась.

Этот человек забавнее, чем показался вначале. И в нем есть что-то сексуальное и близкое, особенно в этих его взъерошенных темных волосах.

С другой стороны, мало ли кто кажется сексуальным и близким. Вот, например, мои подруги — сексуальные и близкие мне люди. Это же не значит, что я завожу с ними интрижки?