Помни Рубена

Немудрено, что Мор-Замба и стал одной из первых жертв новой формы извечной войны между Фор-Негром и Кола-Колой. Случилось это всего за несколько дней до экзамена, в успешной сдаче которого он был уверен, ибо ремесло шофера знал теперь как свои пять пальцев, да еще запасся рекомендацией Сандринелли, о котором стало известно, что, не сбросив окончательно маску директора школьного городка, он сделался тайным советником премьер-министра нового правительства колонии. Мор-Замбу арестовали днем, ближе к полудню: возвращаясь из Эфулана, он был остановлен при въезде в Кола-Колу для обычной проверки документов, которую на этот раз производил мамлюк в штатском, известный до сих пор своим сочувствием, если не преданностью идеям национально-освободительного движения; иные утверждали даже, что он тайный рубенист. Но в то утро лицо у него было словно каменное, а глаза так и бегали по сторонам — как у палача, который получил приказ действовать без снисхождения и разом выкинул из головы все понятия о простых человеческих отношениях. Он взял бумаги, которые протянул ему Мор-Замба, предварительно сунув в них несколько ассигнаций, небрежно повертел их в руках, но водителю не вернул.

— Ни с места! — приказал он по-французски и, обойдя грузовик, залез в кабину и уселся рядом с Мор-Замбой.

— What i', my brother? Что случилось, браток? — не переставал повторять Мор-Замба на пиджин и на банту.

Невозмутимость, которую колейский активист пестовал в себе вот уже больше года, готовясь к экзамену, помогла ему теперь выбрать безукоризненную линию поведения: даже почувствовав, что дело принимает серьезный оборот, он не проявил никаких признаков тревоги или простой нервозности. Самообладание его было таково, что он даже подмигнул сидевшему рядом мамлюку, который, судя по всему, думал вконец застращать своего собеседника, обращаясь к нему только по-французски. Мор-Замбе показалось, что в этой атмосфере страха жесткий этот язык наконец-то нашел себе идеальное применение.

— Ладно, ладно, — заявил мамлюк, — поехали в Главное.

— Куда-куда? — переспросил Мор-Замба на пиджин.

— Будто сам не понимаешь, — ответил тот по-французски, начиная выходить из себя. — Я сказал: «Поехали в Главное полицейское управление». И вот тебе, кстати, добрый совет: не вздумай валять дурака…

Коротышка-мамлюк сунул руку в карман своего полувоенного френча — этот вид одежды, одновременно внушительный и элегантный, вошел в моду среди штатских благодаря героической иконографии генерала Леклерка, которого белое население страны, а вслед за ним и мелкие черные чиновники числили в местных святцах на втором месте после де Голля, — сунув руку в карман, мамлюк вытащил оттуда какой-то тускло блеснувший предмет и неуклюже ткнул им в лицо Мор-Замбы. Тот, вовсе не разбираясь в оружии, подумал было, что это простой пугач, но мамлюк тут же рассеял его иллюзии, пустив пулю в ветровое стекло грузовика, на котором появилась звездообразная пробоина. Мор-Замба вздрогнул.

— Ну, дошло наконец? — сказал мамлюк. — Это тебе не игрушка. Теперь мы при оружии, так что держитесь, бандиты проклятые. Мы вам дадим жизни! Заводи мотор, поехали!

Совсем рядом куда-то спешили люди, проходили мимо грузовика, ни разу не обернувшись, поглощенные собственными мыслями, оглушенные шумом уличного движения, не особенно, впрочем, сильного в этот час. Некоторые наблюдали за происходящим, стоя у своих дверей, но взгляды их были пустыми и равнодушными: они и не подозревали, что за драматическая и жестокая сцена разыгрывается у них на глазах. Как же так вышло, что на обычной улице, в будничный час, в самом сердце Кола-Колы какому-то плюгавому мамлюку удалось одержать верх над силачом-рубенистом, сидящим за рулем своего грузовика, и заставить его вести машину в Главное полицейское управление Фор-Негра, выстрелив в ветровое стекло и не подняв при этом на ноги сапаков? «Да почему же я не закричал? Почему не дал ему отпор? Не придумал какой-нибудь уловки? Почему сидел, как болван, и ждал помощи от кого-то со стороны?» — с горечью думал Мор-Замба, въезжая во двор Главного управления, вылезая из кабины и направляясь к двери, на которую ему указал мамлюк, продолжавший держать его под прицелом, что, впрочем, было уже излишней предосторожностью: о побеге теперь не могло быть и речи — ведь во дворе кишмя кишели полицейские всех видов и обличий.