Помни Рубена

Что касается двух уцелевших охранников, то оказалось, что оба они были уволены со службы вскоре. после всей этой истории, но за проступки, совершенные, как утверждалось, задолго до покушения на Рубена: один — за систематическое пьянство, другой — за неподчинение начальству. Оба были высланы из страны и вернулись к своему племени. Самому же господину Сандринелли не составляло никакого труда доказать свою невиновность перед судьями, которые относились к нему сочувственно и протягивали руку помощи. Директор школьного комплекса имени 18 июня, завзятый голлист, пользующийся безупречной репутацией, утверждал, что его двоюродный брат злоупотребил его родственными чувствами, и клялся, что сам он не только не знал о том, для каких предосудительных целей использовал Брэд одно из школьных помещений, но и вообще не допускал мысли, что тот осмелится эго сделать. Подлинным триумфом для Сандринелли было выступление Жоржа Мор-Кинды, прозванного в Кола-Коле Джо Жонглером. К великому возмущению тех немногочисленных колейцев, которым довелось присутствовать на слушании дела непосредственно в тесном зале суда — остальные, заручившись тайным согласием Рубена, толпились перед зданием Дворца правосудия, — Мор-Кинда, в свой черед вызванный для дачи показаний, заявил, что директор школьного комплекса был щедрым хозяином, мягким и по-настоящему человечным; что без его участия он, Мор-Кинда, отверженный обществом за свои многочисленные и — увы! — по заслугам полученные судимости, валялся бы сейчас в какой-нибудь канаве; что Сандринелли питает к африканцам безграничную привязанность, относится к ним по-братски и что, наконец, он, Мор-Кинда, свидетельствует: его хозяин всегда осуждал расовую дискриминацию во всех ее проявлениях. Несмотря на то что чернокожий переводчик старался заставить его говорить на банту или на пиджин и, забыв о торжественной обстановке, то и дело осыпал подопечного Сандринелли забористой бранью, Джо Жонглер все свои показания давал на превосходном французском; атмосфера процесса была такова, что волею бесстрастных судей общественное положение свидетеля не было признано настолько противоречащим изысканности его языка, чтобы этот контраст мог смутить обычного негреца. Зато Мор-Замба, узнав, с какой вызывающей дерзостью отбарабанил Жонглер свой урок, испытал такое чувство, словно вновь встретил человека, который внушал ему не только безграничное, но и не поддающееся никаким доводам разума восхищение, — в некотором роде второго Абену, разумеется куда более порочного, но наделенного такой же дьявольской хитростью.

Через два дня после оправдательного приговора, вынесенного директору школьного комплекса, Рубен в свою очередь должен был предстать перед тем же судилищем по обвинению в оскорблении высшего представителя Французской Республики в колонии. Обвинительный акт основывался на листовке, выпущенной по возвращении Рубена из Европы, в которой он обличал сговор правящей верхушки с владельцами частных предприятий, приводя в качестве примера «Африканскую пивную компанию»: корыстное попустительство со стороны высших сфер администрации обеспечивало ей фактическую монополию и способствовало получению чудовищно высоких барышей Рубен пригласил адвоката из Парижа, но ни энергичное и громогласное красноречие этого правоведа, ни новые факты, которые выявились в свете бурных и беспорядочных судебных прений, не смогли избавить профсоюзного вожака от позорного приговора.