Помни о смерти

Закончив осмотр, скрупулезно записав его результаты в карточку — при этом он отметил, что на сей раз старается для конкретного прокурора, — доктор заключил:

— Пожалуй, я возьму над вами шефство. Моя профессиональная честь не позволяет, чтобы по моему участку ходил человек с таким состоянием полости рта. Да еще женщина. Да еще прокурор! Кстати, мне ваше лицо знакомо. По-моему, я вас год или два назад видел по телевизору.

— Возможно. У вас прекрасная память. Мне кажется, что и я вас где-то видела. Вы в клипе у Успенской не снимались?

— Ну, я не виноват, что Успенская выбрала не меня, а Щербакова. Оценили мою искренность? Я ведь мог сказать, что стоматология — мое хобби, а на жизнь я зарабатываю, снимаясь в кино. Когда вы сможете прийти? Удобнее утром или вечером?

— Вечером, после шести.

Доктор выдал мне талончик на следующий визит и подмигнул на прощание. Я встала с кресла и заглянула в талончик. Увидев, что там поставлено время визита — двадцать тридцать, я спросила, нельзя ли пораньше, а то мне страшно так поздно возвращаться домой.

— Ничего, я провожу, — заверил меня доктор. — Вы в эту смену будете моим последним пациентом. Грех будет портить впечатление.

И опять засмеялся. Зубы у него были отменные, из чего я сделала вывод, что родился и рос он не в Питере.

Выйдя из кабинета, я щелкнула по газете, которую читал терпеливо ожидавший меня Горчаков, и не успел он возмутиться, как я спросила его, где узнать, в каких населенных пунктах нашей страны повышенное содержание фтора в воде.

— Зачем тебе? — удивился Лешка.

— Если употреблять воду, насыщенную фтором, зубы не портятся.

— Ты что, хочешь переехать в местность, где вода фтором насыщена?

— Балда, я хочу туда запрос послать на потеряшку.

Лешка медленно сложил газету и проворчал:

— Если бы я тебя на веревке не отвел к зубному, фиг бы ты об этом догадалась. Так что если бы не я…

Поскольку я всегда тщательно следила за тем, чтобы последнее слово осталось за мной, дискуссия о приоритетном праве на идею продолжалась до самой прокуратуры.

8

По утрам я просыпаюсь еще до того, как зазвонит будильник, и нет ничего слаще тех минут, когда я валяюсь на законных основаниях — пока не наступит время, намеченное для подъема с тем расчетом, чтобы не торопясь собраться на работу.

Потом, если не надо вести Гошку в школу, я валяюсь еще минут двадцать нелегально, пытаясь доказать самой себе, что вполне успею собраться за полчаса. Когда положение становится критическим, я вскакиваю и лихорадочно пытаюсь сообразить, чем следует пожертвовать — прической или завтраком, чтобы успеть вовремя. Кончается тем, что я не жертвую ни завтраком, ни прической, а просто опаздываю на работу.

На этот раз от мучительного выбора — не есть или не причесываться — меня избавил шеф, позвонив за минуту до того, как начал звонить будильник. Он сообщил, что машина за мной уже пошла, поскольку полчаса назад обнаружен труп известного хирурга Неточкина возле собственного подъезда; Неточкин входил в десятку лучших специалистов мира по сосудистой хирургии, в нашем городе он много лет назад первым выполнил операцию по приживлению кисти руки маленькой девочке. Еще шеф порадовал меня тем, что на месте происшествия уже находятся репортеры трех телекомпаний, по крайней мере, находились, когда он туда приехал пять минут назад, а к моему прибытию их, возможно, будет больше. «В общем, вы понимаете», — заключил шеф.

Я, конечно, понимала, что это дело сразу поставят на контроль не только в городской прокуратуре, но и в Генеральной, это означает частые заслушивания, ценные указания, выволочки за то, что следствие ведется вяло, а кроме того, периодические вздохи прессы о несостоятельности наших правоохранительных органов. Шеф бодро пообещал мне, что я только осмотрю место происшествия, сделав это с присущей мне дотошностью и тщательностью, а потом передам дело Горчакову, который и так застоялся в конюшне. Подразумевалось, что моей сверхзадачей на месте происшествия будет тактически грамотное общение со средствами массовой информации, чего Горчакову шеф доверить не мог.

На месте, кроме трупа, осматривать было практически нечего. Чистенький двор, парадная на кодовом замке, два аккуратных сугроба по обе стороны парадной, а между ними на утрамбованном снегу труп немолодого, хорошо одетого мужчины. Удар сзади, нанесенный тяжелым, по всей видимости, металлическим предметом, был настолько силен, что череп потерпевшего раскололся, как грецкий орех. Телеоператоры во всех ракурсах снимали размазанное по снегу мозговое вещество вперемешку с кровью.

Ну что ж, как говорил один наш известный криминальный репортер, «труп оживляет кадр».