Помни о русалке (ЛП)

Щебечут птицы, пролетая над головой, шурша листьями, прежде чем исчезнуть вдали. Я смотрю на них с легкой улыбкой, хотя сейчас трудно собраться с силами, чтобы полюбоваться красотой Шелл — Харбора. Хотя на моей стороне есть несколько человек, большинство людей здесь все еще настороженно относятся ко мне. И это из — за всех слухов, которые распространял обо мне Майер, — слухов, которые настроили против меня всех горожан. Трудно осознавать, что сейчас я действительно одна здесь, у меня нет ничего, кроме шаткой дружбы и дома, который когда — то был убежищем, а теперь стал мишенью.

Мы бредем по узкой извилистой дороге, ведущей мимо леса, и я рада, что на этот раз мы не приближаемся к пляжу. Мы долго молчим, просто молча смотрим вперед.

Наконец, Майер кашляет. Звук неуклюжий, ничего похожего на уверенного в себе человека, которого, как мне казалось, я знала, и я ловлю себя на том, что хмурюсь, глядя вдаль, когда он говорит:

— Я сожалею о том, что произошло. Надеюсь, ты хотя бы в это веришь.

— Я не знаю, чему верить, — я слышу горечь в своем голосе.

Правда в том, что я верю, что часть его сожалеет о его предательстве, но эта часть меня все равно не даст ему так легко соскочить. То, что он сделал, было неправильно.

— Сойер, — тихо повторяет он. — Он для тебя важен? Я надеялся…

Я жду конца этого предложения, но его нет. У меня есть идея, что могло прозвучать. Я поворачиваюсь к нему.

— Пожалуйста, не говори мне, что любишь меня, — говорю я тихо; так тихо, что я едва слышу свои слова из — за грохочущего сердцебиения. Майер удивлен моей резкостью, но ничего не говорит.

Вместо этого я чувствую, как его взгляд пронзает мою голову сбоку, и эта сила заставляет меня поежиться. Я поворачиваюсь к нему и вижу, что его глаза, такие ярко — зеленые, до сих пор не дают мне покоя.

Я знаю, что он не ответит. Я должна была догадаться; но отсутствие ответа — это такое же признание, как если бы он прямо сказал, что любит меня. И что — то есть в его глазах — что — то глубокое и красноречивое. Истина так же очевидна, как и выражение его лица.

Все во мне напрягается, а руки сжимаются по бокам, потому что я не знаю, как я к нему отношусь. В моей голове так много путаницы — чувство ненависти борется с чувством любви. Я должна задаться вопросом — было ли время, когда я любила его? Даже если эта любовь ушла или изменилась сейчас, было ли в прошлом время, когда я любила его? Я не уверена.

До всего этого я считала нас друзьями, которые, возможно, вот — вот перерастут в нечто большее. Правда в том, что я его почти не знаю. Он меня почти не знает. И все, что я знала о нем, было ложью. Теперь он практически чужой.

Посейдон, я даже не знаю его настоящего имени! Майер? Маршалл? Что — то другое?

Все, что я знаю, это то, что он когда — то был королевской гвардией… На Корсике ходят истории о жестоких и неописуемых действиях, которые гвардия совершала по приказу короля. Я могу только догадываться о зверствах, совершенных Майером в его прошлом.

Он останавливается у опушки деревьев, и я вижу, как он прижимает раненую руку к ребрам. Я почти забыла, что он вообще был ранен, но из — под рукавов выглядывали темные опухшие синяки, словно пытаясь напомнить мне.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю я, указывая на его руку.

Он кусает нижнюю губу.

— Я в порядке, — отвечает он. — Мара любезно перевязала, но это не помогло. При этом рука не сломана, — он смотрит на меня, и в его взгляде есть что — то похожее на нетерпение. — Мы оба знаем, что это заживет.

— Да, — мягко отвечаю я.

Русалы — выносливые существа, и большинство наших травм заживают без каких — либо пятен — если они несерьезны.

Я надеюсь, что травмы Каллена оставят шрамы. Мерзкие, ужасные, как постоянное напоминание о том, что он сделал. Шрамы, которые он не может скрыть. Не то чтобы ему когда — либо было стыдно за свои действия. Каллен не знает значения этого слова.

— Как ты себя чувствуешь? — голос Майера прерывает мою концентрацию. — Синяки на твоем лице выглядят болезненно.

— Я в порядке… — я замолкаю, морщась, ведь поймана на своей лжи. Вся левая сторона моего лица пульсирует при каждом движении рта, но это ощущение я признаю лишь смутно, потому что раны снаружи не могут соперничать с ранами внутри.

Глава четвертая

Мы долго стоим под покровом листьев, нависших над нами.

Не совсем смотрим в глаза друг другу, но не в силах отвернуться. Я думаю о том, какой легкой была наша дружба поначалу и как приятно было разговаривать с ним. Я так отчаянно хочу вернуться в легкое, светлое место, где мы были. Но, конечно, это невозможно. Теперь все совершенно по — другому.

Запах бекона и кофе доносится из соседнего окна, заставляя мой желудок урчать. Я снова начинаю идти, отгоняя мысли о том, что могло быть между мной и Майером. Теперь нет «Майер и я».

— Что планирует Каллен? — спрашиваю я, решив сменить тему. — У него точно был план, если я не пошла с ним добровольно. У него всегда есть план.