Помни о хорошем

— Поверь, я никогда не причиню вреда тебе или ребенку от тебя, — тихо сказала Эвелин. Ее карие глаза молили о пощаде. Она инстинктивно прижала руку к животу, как бы защищая будущее дитя. На лице Томаса Айвора появилось выражение мучительной боли. — Я не сомневаюсь, ты будешь замечательным отцом. Жаль, что я позволила Глории втянуть меня в ее дела. Честно говоря, я согласилась только потому, что у нее не было выхода.

Эвелин понимала, что Томас Айвор оскорблен до глубины души. Она тяжело вздохнула, зная, что как-то успокоить его и сохранить остатки его уважение к ней она может единственным образом — быть абсолютно искренней.

— Я не могла открыться тебе вовсе не из-за отсутствия доверия, а скорее от смятения моих собственных чувств. Я считала, что в первую очередь должна сохранять верность интересам семьи, но так случилось… Я полюбила тебя, и все перепуталось.

— Полюбила? — недоверчиво повторил он. — Как легко ты и твоя кузина бросаетесь этим словом! Ты ведь толком и не знаешь, что оно означает.

Он думает, ей так легко было признаться ему?

— Чем сильнее я влюблялась, — рискнула продолжить Эвелин, — тем больше росло во мне возмущение Глорией и мучила ревность. Я боялась, что разумные мысли и колебания по поводу ее просьбы вызваны злобой и завистью. В результате я колебалась до тех пор, когда отступать стало поздно. Могу еще раз повторить, мне жаль, что я вынужденно обманывала тебя. Я тебя люблю и так боюсь потерять, что даже перед собой притворялась, уверяя себя, что не делаю тебе ничего плохого. Я надеялась, что со временем и ты так воспримешь мои действия. — Голос Эвелин дрогнул, но она не остановилась. — Мне так не хотелось хоть чем-то омрачать наши встречи, что я стала просто трусихой. И сейчас, хотя мне очень стыдно за свой необдуманный поступок и я не знаю, что дальше будет, я ни секунды не жалею о том, что полюбила тебя, и ничто не заставит меня отказаться от этого.

— Ничто? — Злая нотка в голосе Томаса Айвора подсказала Эвелин, что сейчас наступает самое страшное. Он хотел сделать ей так же больно, как только что было больно ему, и Эвелин дала ему в руки превосходное оружие. Оставалось надеяться на то, что ей хватит сил пережить его выпад без неизлечимых душевных ран. — Ничто? — повторил он. — Ты уверена?

Она вздернула подбородок и стояла, стройная и решительная, прижав руки к бокам и вцепившись ногтями в ладони.

— Я не стыжусь своего чувства к тебе!

— Так докажи это! — Глаза Томаса Айвора блеснули жестокостью. Он бросил ей вызов. Он прошел к двери, резко захлопнул ее и, повернувшись, прислонился к косяку, скрестив руки на груди.

Эвелин облизала пересохшие губы.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты прекрасно знаешь. Докажи мне это чувство. Посмотрим, насколько ты его не стыдишься. Разденься! Я хочу, чтобы ты отдалась мне здесь, сейчас, если твои слова о любви — правда. Покажи, насколько страстно ты «любишь» меня.

Эвелин с трудом проглотила слюну, не позволяя ни намеком показать, до какой степени она уязвлена его насмешливой жестокостью, понимая, что именно такой реакции он от нее и ждет.

— Не стоит превращать в пошлость то, что было между нами.

Он пожал плечами и оттолкнулся от двери.

— Я так и знал, что ты не рискнешь. У любви есть свои ограничения. Она ведь тоже одна из форм манипуляции. Правда, Эвелин? К сожалению, у людей есть скверная привычка ожидать подтверждения слов поступками и…

Томас Айвор остановился на полуслове, видя, что дрожащие пальцы Эвелин потянулись к верхней пуговице платья. Он внимательно смотрел, как она расстегнула ее, затем расстегнула еще две, открывая его напряженному взгляду кружевной полупрозрачный белоснежный лифчик. К тому моменту, когда она дошла до пуговицы на талии, они оба тяжело, возбужденно дышали. Первым не выдержал Томас Айвор. Он рванулся вперед и стиснул ее запястья.

— Ты действительно готова выдержать подобное унижение? Зачем? Это ведь ничего не изменит! — взорвался он. Его скулы горели темным румянцем.

— Я думала, ты хочешь, чтобы я доказала тебе свою любовь, — дрожащим голосом пролепетала Эвелин. В ней еще теплилась надежда, что он остановит ее от дальнейшего самоуничижения. Наклонив голову, она поцеловала одну из его рук. — Как может мужчине, которого я люблю, нравиться меня унижать?

Отдернув руку, он вцепился в ее шелковистые волосы, заставив поднять голову, и гневно прорычал:

— Ты доказываешь только, что нам не обязательно доверять друг другу, чтобы получить удовольствие в постели!

Притянув ее к себе, он впился в ее рот похотливым, расчетливым поцелуем. Эвелин не шелохнулась, когда Томас Айвор раздвинул пошире ворот ее расстегнутого платья, грубо высвободил ее груди из кружевного лифчика и стал оглаживать ее бедра, словно на медицинском осмотре, — хладнокровно и старательно, с сознательным отсутствием чувства. Эвелин с трудом сдерживала слезы.