Помни о хорошем

— Я не могу, никого не компрометируя, представить доказательств невиновности, — попыталась она оправдать Брюса, предпочитая не делать скоропалительных выводов. — А он бессилен остановить сплетни.

Томас Айвор издал какой-то непонятный звук — то ли стон, то ли рычание.

— Неужели он не понимает, что своими действиями только поощряет сплетни? Это все попадет в газеты, если он не примет нужные меры.

— Может быть, проще накинуть мне на шею петлю, чем суетиться и доказывать? Впрочем, это долго. Отрубить голову — еще быстрее. — Эвелин картинно стукнула рукой по затылку и, издав театральный вздох, поникла головой.

— Не устраивайте представление, у вас это плохо получается. — Он пренебрежительно махнул рукой.

— Я могла бы все поставить на свое место, и вы знаете это, — разозлилась Эвелин, — иначе не пришли бы сюда с извинениями. И мне не нужен «законник» в модном костюме, с моим правдивым рассказом победа в суде обеспечена!

Профессиональная гордость Томаса Айвора была задета.

— Черта лысого! — не на шутку рассердился он. — Я съем вас с потрохами в суде. Вы можете вытащить из кармана сотню доказательств, пригласить знакомого судью, и вам все равно не удастся содрать с меня ни одного цента!

— Ха-ха! Кто теперь устраивает представление?!

Впервые, разговаривая с Томасом Айвором, Эвелин откровенно дразнила его, пользовалась его же оружием. Поэтому ее крайне удивило, что Томас Айвор принял ее слова всерьез.

Его глаза загорелись жестоким огнем, в его хищном взгляде не было даже намека на сочувствие к слабости своей жертвы.

— Пожалуй, не стоило сравнивать вас с вашей кузиной. Вы ведете себя еще хуже!

— Я просто требую элементарной справедливости.

— Вы занимаетесь вымогательством, грубым и прямолинейным!

— Я предпочитаю называть это компенсацией за унижения, как физические, так и моральные!

— Это — блеф, — тут же откликнулся он. — При первой же попытке вы поломаете зубы. Вы не осмелитесь. Вы блефуете!

Эвелин удивлялась собственному безрассудству, но уверенность Томаса Айвора в том, что ей не хватит мужества защищать себя, возмутила ее. Она знала, что, если сейчас отступит, то никогда себе этого не простит.

— Может быть. А может, и нет! — Эвелин скрестила руки на груди, изображая следователя. — А вы готовы рискнуть, сэр? Деньгами, общественным положением… Или вы согласны, мирно договорившись, выплатить пострадавшей определенную сумму? Что вы предпочитаете?

На мгновение Эвелин показалось, что Томас Айвор разразится громоподобным хохотом, но в этот момент звуки музыки в гостиной смолкли — вальс закончился. Айвор использовал эту тишину, чтобы вернуться к своей обычной манере и включить в работу проницательный ум. Его капитуляция, как всегда, выглядела победой, а не поражением. Он встал — так же картинно, как только что стояла Эвелин, — скрестив руки на груди, — и заговорил, подражая ее тону:

— Что ж, мы заключим сделку. Но не денежную. Забудьте о слове «суд», и я использую все свои финансовые и физические возможности, в которых вы, я надеюсь, не сомневаетесь, чтобы вернуть вам репутацию, работу и возможность перспективного роста в желательном для вас направлении…

— Вы думаете, это возможно?

— Позвольте мне закончить. В качестве оплаты вы обязуетесь заниматься воспитанием моей дочери Сандры все то время, пока она живет в моем доме. Я не знаю, насколько вы настойчивый и мудрый воспитатель, но, в любом случае, это пойдет Сандре на пользу. Кристина считает, что Сандре нужно особое внимание, которое она не сможет получить в колледже, и, поскольку сама Кристина педагог, я хочу последовать ее совету.

У Эвелин голова пошла кругом.

— Мать Сандры — учительница?

— Разве я не говорил? — небрежно спросил Томас Айвор. — Ее карьера закончилась тем, что она вступила в любовную связь с юным учеником, выпускником платной школы, где она преподавала. Ей пришлось уйти из школы, чтобы утихомирить разгоревшиеся страсти.

Эвелин не сумела сдержать удивление.

— Это значит — когда вы и она… Она была вашей учительницей?

— Она вела математику и статистику. Любви она обучала меня сверх программы. Я получил подарок к выпускному экзамену, а она — ребенка, о котором давно мечтала, так что можно сказать, что наша связь оказалась взаимовыгодной. Вот почему, Эвелин, я так взорвался, когда увидел вас с Альфредом в такой… э… пикантной ситуации. Женщина, даже будучи преподавателем, может перейти границы морали.

— Я… да, теперь я понимаю… — Эвелин не знала, что сказать, поняв наконец причину того неистового гнева, который Томас Айвор незаслуженно обрушил на нее, и прощая ему колючую безжалостность.

— Я жду ответа. Мы подписываем договор?

— Я согласна, если вы добьетесь успеха. — Эвелин безуспешно пыталась справиться с нахлынувшим потоком эмоций. — Но вдруг вы проиграете?