Помни меня

Как бы Мэри ни любила свою страну, она была реалисткой. Голод в Англии ничем не отличался от голода здесь, но лучше голодать и находиться в тепле, чем голодать и мерзнуть. Если только не случится чудо, в Англии она не поднимется выше служанки. А здесь у нее есть шанс. Когда Мэри станет свободной, она сможет попросить себе в собственность землю, и перспектива построить что-то из ничего казалась ей привлекательной.

Часто по ночам Мэри мечтала, что у нее будет несколько домашних животных, что она станет выращивать овощи и фрукты и сидеть по вечерам на крыльце с Шарлоттой и Уиллом, глядя на их землю. Уилл всегда высмеивал такие идеи. Он хотел жить и рыбацком поселке с таверной в центре. Но Мэри всегда возражала, что здесь он сможет построить свою собственную таверну.

— Можешь заходить, Мэри, — мягко сказал Тенч за ее спиной. — Я должен предупредить тебя, что капитан Филип очень сердит и разочарован. Я не думаю, что ты уговоришь его помиловать Уилла.

Мэри знала, что Тенч сделал бы все, что в его силах, для нее и Уилла, потому что, несмотря на все невзгоды, от которых офицеры страдали не меньше каторжников, он по-прежнему заботился о ней. Мэри все так же желала его, это желание не исчезло после замужества. За проведенный здесь год она видела многих офицеров, которые когда-то были выше того, чтобы связываться с женщиной-заключенной, но со временем не устояли перед соблазном. И в глубине души Мэри знала, что, если Тенч позовет ее, она выпрыгнет из своей шкуры, чтобы быть с ним, несмотря на свой брак.

Но Мэри почему-то была уверена, что Тенч этого не сделает. Она знала, что волновала его. Мэри видела это в его глазах каждый раз, когда он останавливался перед ее хижиной, или высматривал ее в толпе женщин, или нежно гладил Шарлотту. Уже одно то, что она ему не безразлична, помогало ей. У нее было что-то хорошее, о чем можно мечтать по ночам, стимул для того, чтобы следить за чистотой и опрятностью, и еще одна причина, чтобы выжить.

А еще это придавало Мэри храбрости при встрече с капитаном Филипом, и та же непокорность, удержавшая ее от рыданий, когда она услышала свой смертный приговор, ожила в ней, когда она вошла в дом губернатора. Мэри не намерена смотреть, как вешают Уилла, пока сама жива.

Когда Мэри вошла в комнату, капитан Артур Филип сидел за письменным столом и держал в руке ручку.

— Благодарю вас, что вы согласились встретиться со мной, сэр, — начала она и сделала неловкий реверанс.

По городу ходили слухи, что дом Филипа был очень внушительным внутри, полным красивой мебели и серебряных тарелок. Но, к удивлению Мэри, он оказался даже менее шикарным, чем жилище приходского священника в Фоуэе. Там стояли письменный стол, стул, на котором Филип сидел, и несколько кресел у камина, но кроме фотографии в серебряной рамке с изображением женщины, несомненно его жены, здесь практически ничего не было, даже ковра на полу.

Капитан Филип и сам казался таким же невзрачным, как его дом, — пятидесятилетний, худой и невысокий, с лысой макушкой. Но все же у него были чудесные темные глаза, и Мэри подумала, что на нем отлично сидит его морская униформа.

— Я полагаю, вы пришли просить за своего мужа? — спросил он холодно.

— Нет, я пришла просить за всю колонию, — ответила Мэри безо всяких колебаний. — Потому что если вы повесите Уилла, все обречены на голодную смерть, и вы в том числе.

Филипа крайне удивило подобное заявление, и его темные глаза широко раскрылись.

— Без рыбы, которую он поставляет, мы умрем от голода, — продолжала Мэри, прижав к себе Шарлотту чуть крепче, чтобы она не плакала. — Второго такого рыбака, как Уилл, нет. Если бы вы не лишили его права забирать домой чуть-чуть рыбы, этого никогда бы не произошло.

— Это оказалось неизбежным, ситуация была критической, — сказал Филип холодно, раздраженный тем, что у нее хватает смелости обсуждать его приказы. — И ваш муж не просто взял пару рыбин. У него их было много. Он выменивал их на продукты, украденные из запасов. Каждый раз, когда кто-нибудь ворует оттуда, еды для колонии остается все меньше. Это крайне серьезный проступок.

— Разве вы не сделали бы то же самое, если бы ваша семья смотрела в лицо смерти? — спросила Мэри, взглянув на фотографию его жены.

— Нет, не сделал бы, — ответил Филип твердо. — Еда распределяется по справедливости. Я получаю то же, что и вы, и не больше.

Мэри сомневалась в этом, но не осмелилась произнести это вслух.

— Чего вы добьетесь, если повесите Уилла? — спросила она. — Я останусь одна воспитывать ребенка, люди, которые крадут из амбаров, будут продолжать красть, и все мы станем еще больше страдать от голода.

Филип посмотрел на Мэри, отметив, что она такая же оборванная, как и остальные женщины-заключенные, но чистая. Даже ее голые ноги были всего лишь пыльными, но не грязными, как у многих каторжниц.