Помни

Пораженный заявлением Ники, Чарльз метнул на нее острый взгляд.

— Кто сказал тебе о самолете?

— Филип Ролингс.

Он заглянул ей прямо в глаза.

— Ты виделась с Филипом?

— Да. На этой неделе я летала в Лондон. В понедельник. Я ездила навещать твою мать, она была буквально раздавлена. Она стала сомневаться в том, что ты покончил жизнь самоубийством. Я приехала к ней обедать. Хотела убедить ее, что тебя нет в живых…

— Почему она стала сомневаться?

— Из-за фотографий. Тех, с телеэкрана. Твоих фотографий.

— Ясно. Продолжай.

— Я разговаривала с ней около часа, и мне удалось наконец убедить ее, что ты мертв. И тут явился Филип. Он и сказал нам о том, что ты погиб, и объяснил твоей матери, что я была права. — Ники повторила рассказ Филипа, но не стала упоминать Фрэнка Литтлтона.

Когда она закончила, Чарльз кивнул и задумался.

— Полагаю, что Филип узнал о взрыве самолета от старого приятеля в разведке. Я знаю все о британских устоях и узах дружбы между выпускниками элитарных учебных заведений. — Показав на кресла, Чарльз сказал: — Давай присядем. Так, думаю, нам будет удобнее.

Когда они сели, он продолжил:

— Ты ошибаешься, считая, что я разыграл свою гибель, взорвав самолет. Если честно, я действительно должен был быть там, если бы не перемена в планах в самую последнюю минуту. Мне понадобилось задержаться в Мадриде — дела. И поскольку освободилось место — мое место, — его занял Хавьер. Самолет направлялся в Гибралтар, там живет его сестра. Он хотел погостить у нее в выходные.

— И ты подозреваешь, что самолет взорвали? Что кто-то пытался убить тебя?

— Не подозреваю. Я знаю, что это так.

— Кто?

— Не уверен, хотя предположения имею.

— «Моссад»?

Чарльз нахмурился.

— Почему ты говоришь об израильской разведке?

— Филип сказал, что это они могли взорвать «Фалькон», что они охотятся за тобой.

Чарльз промолчал.

— Я ничего не сказала твоей матери и Филипу. И даже не упомянула, что мы виделись с тобой в Мадриде. Была очень осторожна во всем, что говорила и делала. — Ники глубоко вздохнула. — И знаешь, я думала, что ты жив. Верила в это. Чувствовала, что ты не погиб. Так что навредить тебе, поставить под угрозу твою жизнь, я никак не могла.

Чарльз по-прежнему молчал.

— Филип сообщил одну странную новость, — торопливо продолжала Ники.

— Какую именно? — Чарльз вскинул бровь.

— Он сказал, что человек, который сообщил ему в понедельник о происшествии в Мадриде — о твоей гибели, я имею в виду, — полагает, что ты террорист.

Чарльз не шелохнулся. Лицо его снова стало задумчивым. Наконец он посмотрел на Ники в упор и произнес:

— Тот, кто для одних террорист, для других — борец за свободу.

Ники покачала головой.

— Извини, конечно, но я не понимаю, к чему ты клонишь.

— Все зависит от точки зрения, не так ли?

— Так вот оно что. — Ники долго смотрела на Чарльза, потом произнесла: — То есть ты хочешь сказать, что ты и вправду террорист?

— Ну конечно же, я не террорист!

— Ты британский агент, который ушел на нелегальное положение, — с облегчением воскликнула Ники. — Ты проник в террористическую организацию на Ближнем Востоке. Так?

— Нет, не так.

— И ты не британский агент?

— Нет, и никогда им не был. Ни двойным, ни тройным.

— Ты мне лгал тогда, в Мадриде?

— Да.

— Почему?

— Потому что не хотел говорить правду.

— Какую еще правду?

— Я и в самом деле связан с одной организацией на Ближнем Востоке, Ники.

— Как она называется?

— «Аль-Авад», что значит «возвращение».

— Я знаю, что это значит, — крикнула Ники, в ужасе отпрянув. — Это значит возвращение на родину, в Палестину. — Она подалась вперед и добавила с нажимом: — Это террористическая организация. Палестинская террористическая организация. Я кое-что слышала о ней, хотя она не так известна, как «Абу Нидал» или другие подобные группировки.

— Мы не террористы, — выпалил Чарльз.

— Как же, рассказывай! Что ты для них делаешь? — наступала Ники, возвысив голос. — Убиваешь детей и женщин, невинных людей?

— Говорю тебе, что я не террорист, — прервал ее Чарльз. — Я имею дело с деньгами, финансовыми вопросами.

Ники, сверкнув глазами, крикнула:

— Вот уж не обязательно палить из «Калашникова» или «Беретты», чтобы быть террористом. Деньги, которыми ты занимаешься, идут на варварские убийства. Это что — не терроризм?

— Ники, Ники, ты что же думаешь, что британская секретная служба, ЦРУ, «Моссад» или французская Дэ-эс-тэ лучше? Все они хороши. Везде то же самое. Все лгут, обманывают, убивают и умирают — во имя чего, спрашивается? Говорят, во имя патриотизма. Так вот, палестинские борцы за свободу — тоже патриоты.

— Побереги свое красноречие! — взорвалась Ники, не веря своим ушам. — Подумать только, Чарльз связался с палестинцами. Вот уж никогда не предполагала! — И все же она взяла себя в руки, понимая, что ни ее прошлые отношения с Чарльзом Деверо, ни чувство ярости и гнева не должны помешать ей. Чувства не должны мешать мысли. «Думай головой, — сказала она себе, — задавай вопросы, докопайся до сути. Разреши загадку Чарльза Деверо раз и навсегда».

— Зачем тебе все это? — спросила она. — Ради денег? Ради чего?