Николай Герасимович прошел по комнате и прогремел замечательным басом: «А жена да боится своего му-у-у-жа».
— Слушай, Успенский, — вдруг обратился ко мне с вопросом Помяловский: — ведь мы с тобой сила… Не правда ли? Давай бросим литературу! Ведь ты очень хорошо знаешь, что ее судьбами заправляют эксплуататоры, которые высасывают из нас кровь…
— Ну, а чем же мы с вами будем заниматься?
— Во-первых, откроем булочную… Это, я тебе, скажу, очень выгодно, потому тут главную роль играет припек… Затем сами будем издавать какой-нибудь дневник или газету…
В один ненастный осенний вечер я получил известие, что Николай Герасимович скончался в клинике, на Выборгской стороне. Я поторопился отдать последнее целование незабвенному собрату, труп которого покоился на красном столе, в ожидании «вскрытия», которое произвел знаменитый анатом Губер, окруженный многочисленной толпой студентов. Какие результаты обнаружило «вскрытие», мне неизвестно».
Трудно, конечно, поверить, чтобы Помяловский гордился пьянством. Мы знаем, что он не только не «гордился пьянством», но переживал его весьма трагически. Точно также, в саркастическом смысле, конечно, сказаны слова о «пекарне» и «припеке». Но все это характерно для понимания неудовлетворенности Помяловского, его одиночества в окружавшей его омещанившейся литературной среде.
Он презирал остро и открыто не только реакционных литераторов, вроде знаменитого Аскочевского, редактора «Домашней беседы», но и либеральствующих соглашателей. Когда «Время», в котором печатались первые «Очерки бурсы», стало на воинственный путь против Чернышевского, Помяловский в письме к Достоевскому заявил о невозможности своего дальнейшего участия в этом журнале.
Все же творческое пламя бушевало в нем до последних дней.
В приведенном нами письме к А. Н. Пыпину Помяловский упоминает о романе «Каникулы», предназначенном для «Современника». Никаких следов этого романа не осталось. О плане этого произведения мы знаем только из рассказа Н. А. Благовещенского.
Судя по этому рассказу, в сентябре 1863 года, в самый тяжелый период своей болезни, Помяловский впервые рассказал своему другу сцены из нового, задуманного им романа «Каникулы», или «Гражданский брак».
«Никогда еще, — вспоминает Благовещенский, — не говорил так увлекательно Помяловский, как в этот вечер. Художнически он рисовал перед нами сцену, одну за другой, и так эти сцены были у него прочувствованы и обдуманы до малейших подробностей, что если бы тогда он сел писать, то он написал бы лучшие страницы им написанного. В этом романе Помяловский задумал изобразить невинную, несколько экзальтированную девушку, которая попала в общество людей, вроде тургеневских Ситниковых и Кукшиных (роман «Отцы и дети»). Эти люди отуманили ее напыщенными фразами, не дав никакого положительного понятия о жизни, и соблазнили ее вступить в так называемый гражданский брак… Эти мнимые передовые люди прикрывали именем прогресса один грязный цинизм»;.
Здесь Помяловский предполагал вывести множество побочных лиц, и в том числе опять Череванина, который найдет себе подругу жизни. Любопытно, что и в этом романе Помяловский имел в виду продолжить свою традиционную полемику с Тургеневым, собираясь дать свое освещение его типов.
«На нас клевещут, — говорил Помяловский, — и наша честь требует, чтобы с молодого поколения сняли то пятно, которое кладут на него эти лица. Всякая сила вызывает непременно множество бездарных подражателей, однако по этим бездарностям общество судит об оригиналах и приобретает недоверчивость к ним. Надо доказать им, что они не наши, что наши стремления не те. Трудна эта задача, но я возьмусь за нее, потому что она — дело чести нашей».
Болезнь нарушила планы Помяловского. Более удачной оказалась другая его творческая инициатива, относящаяся к тому же периоду. Мы имеем в виду «Поречан».
«Поречане» — это литературный жанр, связанный с историей городов, вернее даже — городских окраин, пригородов, посадов и т. д. От этого жанра пойдут «нравы Растеряевой улицы» Глеба Успенского и «Городок Окуров» Горького. Сюжет «Поречан» — описание кулачного боя на Малой Охте — использовал потом также Чапыгин в «Белом ските» и М. Пришвин в «Кащеевой Цепи».
Из этнографической темы о Малой Охте и ее населении Помяловский сумел сделать большое и значительное произведение. В своей «Истории новейшей русской литературы» А. Скабичевский, отмечая этот рассказ как свидетельство крупного таланта Помяловского, писал: «Помяловский, как мы видели из его биографии, никогда не был в деревне и народа не изучал. Тем не менее такой это был могучий талант, что и в пригородных охтянах он сумел прозреть те народные черты и тот дух, какой присущ всем русским людям без исключения, и рассказ Помяловского производит на нас впечатление, как будто вы читаете какую-то былину. Таким образом, нет сомнения, что и беллетристика народного быта утратила в лице Помяловского одного из своих крупнейших представителей».