Читаем Помяловский полностью

Сюжет романа задуман был следующий. Брат и сестра терпят неудачу на пути честной деятельности. Плебей (брат) борется с окружающим его обществом, обличая его, противопоставляя его жестоким нравам гуманные идеи; общество от него отворачивается, доводит героя до крайних пределов бедности. Такой путь проходит и сестра — гувернантка. Доведенные до «последней черты», они (брат и сестра) кончают притонами Сенной. Во второй части романа — по рассказам мемуаристов — Помяловский предполагал дать картины публичных домов, типы публичных женщин, преступных элементов. Задумана была огромная эпопея в тридцать листов. В предисловии к роману имелось в виду предупредить читателя, что если у него слабые нервы и в литературе он ищет развлечения или элегантных образов, то пусть он не читает книгу.

Не скажу, чтобы я был циник, — писал Помяловский, — но предмет, выбранный мною, циничен, часто до последнего предела».

Роман должен был отобразить правду голую, неподдельную, взятую из окружающего быта. «Вперед предупреждаю, — обращается к своему читателю Помяловский, — что я не обличитель (в этой фразе прошу не искать ничего против обличительной литературы). Дело вот в чем: можно ли человека с отшибленной смолоду головой обличить в том, что он дурак. Можно ли обличить человека, вечно пьющего, но у которого пьянство — болезнь, наследственная от отца, деда, прадеда».

В показе этих картин Помяловский преследует, прежде всего, познавательную цель.

«Будем заявлять только факты и по возможности их причину — из них всякий может делать вывод, какой кто хочет — наше дело сторона. Мы покажем вам разврат, глубокое невежество, поражающее, где не знают, что такое земля, солнце, луна, ветер и т. п. и как скоты смотрят на явления жизни и природы, покажем бедность, до того облежавшуюся, что потеряно и притуплено чувство страдания за нее, покажем забитость неисходную, покажем подлость и низость души, закоренелую; покажем язычество этого слоя, неведение основных начал гражданственность и т. п.

Полюбуйтесь! Тут будут даже отцы, растлевающие и продающие своих детей. Нет, кому не следует, пусть не читает моей повести»…

В этих словах перед нами своего рода литературный манифест новой эпохи, для которой значение искусства сводится к познанию новых «участков жизни», как бы непривлекательны они ни были.

Тут важно установить преемственность этого «манифеста» Помяловского со взглядами В. Г. Белинского и Н. Г. Чернышевского с их призывами к изучению «действительности».

Уже в 1848 году Белинский с сокрушительной иронией изображает ворчунов от старой поэтики, которые не любят встречаться даже в книгах с людьми низших классов, обыкновенно не знающими приличий и хорошего тона, не любят грязи и нищенства, по их противоположности с роскошными будуарами и кабинетами. Эти фешенебельные читатели раздосадованы тем, что «не все на свете так хорошо живут, как они, что есть углы, где под лохмотьями от холода дрожит целое семейство, может быть, недавно знавшее довольство, что есть на свете люди, рождением судьбою обреченные на нищету, что последняя копейка идет на зеленое вино не всегда от праздности и лени, но и от отчаяния».

Приводя этот обзор Белинского в своих «Очерках гоголевского периода», Н. Г. Чернышевский указал что эти взгляды остаются лучшим выражением современной ему русской критики. «В критике, — писал по этому поводу Чернышевский, — не нашлось людей, способных продолжать начатое им; но словесность, как могла, продолжала развиваться в направлении, на которое указал он. В те годы (то есть в годы Белинского. — Б. В.) завоевывали себе прочное положение в литературе его взгляды; теперь они решительно господствуют в ней».

Нетрудно увидеть преемственность между «манифестом» Помяловского и взглядами Белинского — Чернышевского и определить, в каком соответствии находится с ними вся панорама романа «Брат и сестра».

Трудно, конечно, судить, какова была композиция этого романа, во многих частях затерянного и восполняемого ныне вольным пересказом Н. А. Благовещенского.

Первая часть романа посвящена рождению и росту главного героя романа Петра Алексеевича Потесина в семье небогатого помещика, сохранившего дворянский гонор, ведшего знакомство с богатыми и знатными соседями.

Потесин наблюдает помещичий гнет, он чувствует его на себе и на своих родных. Под влиянием кривоглазой старухи няньки, ее сказок и песен, а также игр с крестьянскими детьми он полюбил народ, у него «стал складываться особый взгляд на мужика». «Он видел предрассудки и суеверия, бездольную бедность и пьянство, замкнутость и глубоко скрытое в душе ожесточение, но понимал, что первые истекают из положения мужика: ни от кого нет ему защиты, и простолюдин обращается поневоле к разным домовым и лешим, что его никто ничему не учил, И вот он потешается Милитрисой Кирбитьевной; что в вине он топит свое горе».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии