В русской литературе XIX века Помяловский первый поднял знамя борьбы против мещанства и его куцых идеалов. Страницы «Молотова», бичующие всю эту сытую мещанскую косность, преисполнены большой художественной силой. Здесь Помяловский — прямой предтеча Чехова и Горького. Обличая мещанство и его филистерскую ограниченность, Помяловский нарисовал весьма характерную картину «мертвых душ» мещанства. Его «Молотов» в этом отношении целая эпопея, охватывающая все стороны изображаемого мещанского быта; здесь богатая галерея дополняющих друг друга характеров и типов, полная тонкого юмора, метких диалогов и острых словечек. В «Молотове» наш театр мог бы найти сцены, дополняющие Гоголя и Сухово-Кобылина.
Основная социальная среда «Молотова» — это два поколения чиновничества. Чиновники Помяловского— совершеннейшая противоположность тем чиновникам, которые встречаются у Тургенева вообще и в частности в «Дворянском гнезде». Они, конечно, нисколько не похожи, например, на Владимира Николаевича Паншина («Дворянское гнездо»), дельного чиновника, который сам не сомневался в том, что, если захочет, будет со временем министром.
Тургеневские герои считают предосудительным в гостях говорить о служебных делах. Для «чиновничьей коммуны» Помяловского — это один из самых задушевных разговоров. Все они проникнуты, так сказать, «заветами» своей плебейской прародительницы Мавры Матвеевны. В «чиновничьей коммуне» всегда обсуждаются «пять насущных, вечных, столбовых вопросов — дороговизна, болезни, дети, служба и свадьбы». Других тем они не знают. Вне обсуждения пяти столбовых вопросов «коммуна» испытывает скуку и апатию, от которой спасается в картах за общим самоваром.
Любопытны портреты этой «коммуны», представленной на семейных вечерах Игната Дорогова.
Макар Макарыч Касимов, помощник столоначальника и бухгалтера одного акционерного общества, он разночинец, он, как видно, лишен светского лоска Паншина, не поет романсов, не играет на фортепьянах бетховенскую сонату. Муштрованная ласковость и дрессированная любезность это — его основная черта. С первых слов он завязывает беседу о дороговизне. «Завязался оживленный разговор. Вспомнили те времена, когда фунт хлеба стоил грош и даже менее; перебрали, что ныне стоят свечи, сахар, мука, мыло, дрова, квартиры и т. п. Непринужденно и бойко лилась речь; Макар Макарыч один за другим выводил на свет божий поразительнейшие факты. Вся душа его кипела; он был в своей сфере».
Помяловский, столь щедрый на большие публицистические отступления в чисто художественном оформлении образов, в портретном своем мастерстве предпочитает сжатость и экспрессию.
Вот, например, фигура другого дороговского гостя, экзекутора Семена Васильевича Рогожникова, любившего посмеяться над дамами, ненавидевшего католиков, лютеран и ученых. «Глаза его тусклы, нос кругл, щеки большие, шея короткая — живое олицетворение паралича». «На сцену выдвинулся в лице Рогожникова служебный вопрос, коренной вопрос этих людей».
Рассказы Рогожникова о помпадуре-директоре — это одна из колоритнейших страниц русской литературы о чиновничьем быте царского самодержавия. Речь идет о молоденьком, хорошеньком, умненьком «чиновничке» Меньшове, одевавшемся «чистенько и щеголевато» и «выкинувшем такую штуку — ни больше ни меньше, как влюбился в чиновницу, тоже бедную девочку». Тут характерно, что это сообщение о любви Меньшова вызывает всеобщее изумление.
— То есть как влюбился? — спросил Дорогов.
— Вот как в романах влюбляются…
— Ну, полно! — сказал Дорогов.
— Поросенок, — прибавил Макар Макарыч.
Это событие для всех — своего рода экзотика.
«Вот наш Меньшов сам не свой, на седьмом небе, всех своих товарищей перецеловал и на радостях сдуру разлетелся к нашему директору — «так и так — говорит — жениться хочу».
Здесь следует чисто гоголевская сценка, как директор по «высшим соображениям» запрещает жениться.
«Я вас под арест посажу, лишу награды, замараю ваш формуляр. Народите детей, воспитать их не сумеете, все это будут невежды, воры, писаря, канальи! Вы хотите государство обременять! Зачем вам дети, скажите-ка! Как вы их будете растить? Драть начнете, ругать каждый день, а они играть в бабки, в свайку, в орлянку, таскать гвозди из заборов, копить кости и продавать эту дрянь, чтобы добыть грош на пряники. С горем пополам научите их читать да писать и кончится тем, что поместите их куда-нибудь в писцы, и правительство же должно будет учить их правописанию. Вот жених-то! Повернитесь-ка, я на вас в профиль погляжу… Ничего, повернитесь, повернитесь!.. Ай да жених! Я сам, батюшка, холостой человек… Отчего? А что я стану с детьми делать? Пороть их каждый день, а с женой браниться? — а ведь этак-то нельзя, милый мой». В этом монологе директора-помпадура дана беглая, но выразительная картина положения детей в чиновничьей семье, и все это дано в нескольких строках.
Расстроив, путем всяких гнусностей, клеветы и инсинуаций свадьбу, директор отдает милостивый приказ, «чтобы Меньшова переместили на старший оклад, там вакансия есть, и чтобы к празднику назначили ему награду».