У них с Андреем отношения не клеились. Понятно, что обстоятельства делали их самыми близкими людьми на этой планете. Однако… слишком уж они разные. И в своих желаниях относительно семьи напоминали больше героев басни про лебедь, рак и щуку.
Муж работал не покладая рук над укреплением положением семьи, как политическим, так и, в первую очередь, экономическим. Только благодаря ему они смогли обеспечить себе уровень жизни если не царский, то близкий к этому. Совершенно недостижимый для абсолютного большинства жителей эпохи. Действительно хорошее, комплексное питание. Теплое и уютное жилье. Добротная одежда. Регулярное горячие мытье и хорошая гигиена с санитарией. Отсутствие необходимости тяжело трудиться каждый день в любую погоду. И так далее. Перечислять можно до бесконечности.
А супруга, вместо того, чтобы работать над атмосферой в семье и укреплением мотивации мужа… она боролась за свою гордую песню. Они пыталась отстоять свою независимость.
И вот — Андрей ушел.
В поход.
Но уже в тот же день к ней стали заходить знакомые женщины и успокаивать. Поначалу она и не поняла. Зачем? Почему? Отчего? А потом до нее дошло. Медленно. Жутко. И неотвратимо.
Марфа ничего не смыслила в военном деле и мало им интересовалась. Ей вообще в этом мире было мало что интересно и все, что она желала — это вернуть старый добрый XXI век. Но вот остальные обитатели кое-что в войне смыслили. И в их представлении Царь отправил Андрея на верную смерть.
Почему?
Да черт его знает, почему? Никто, как правило, ничего ей не отвечал. Лишь вчера во время исповеди отец Афанасий тяжело вздохнул и, на слова Марфы ответил, что Андрей де слишком много власти взял. Оттого Государь его и опасается. Ему ведь бояре поперек горла. А тут еще один растет. И похлеще иных.
— То есть, как? — неподдельно удивилась Марфа. — Мой муж предан Царю.
— Предан. Пока. — с грустной улыбкой ответил священник.
Марфа была после той исповеди шокирована.
Но только утром, после сна пришло настоящее осознание того кризиса, в котором оказалась вся их семья. И она, в том числе.
Внезапно Марфа… Алиса поняла, что очень вероятно больше никогда не увидит мужа. И что она теперь осталась одна с двумя детьми. А супруг ее сгинет где-то в дали от дома. И как ей дальше быть?
Деньги?
Если их не отберут, то ей его заработанных средств хватит до конца жизни. Тем более, что мануфактура ковровая — золотое дно и ее она сможет развивать самостоятельно. Да и сама по себе вотчина — доходное место и в состоянии себя прокормить и без мануфактуры.
Но это если это все не отберут.
А отобрать могут.
Государь, как Андрей сказывал, стремился, вслед за своим отцом и дедом всячески ограничивать крупные вотчины. Под которые подпадало графство. Тоже княжество Бельское года не прошло как прикрыл, конфисковав земли. А был там повод или нет — Бог весть. И если Царь так переживал из-за возросшего влияния мужа, то мог и прикрыть графство Шатское.
И что тогда?
Снова в нищету впадать? Жить как многие вдовы помещиков тут живут? Перебивая с хлеба на воду и питаясь лишь немногим лучше простых крестьян? Ужасная перспектива…
Но намного хуже оказалось другое.
Она становилась вдовой с двумя детьми. Что само по себе — малоприятное обстоятельство. И ладно бы дети. В эти годы к таким вещам относились проще. И родичи подсобят, наверное. Ведь Андрей им всем очень сильно помог, буквально вытащив из грязи. Беда не в этом. Ведь ей придется выходить замуж заново. Не удастся отсидеться. Брат выдаст.
За кого?
За местного. А это катастрофа!
Несмотря на то, что Алиса, как молодая кобылица брыкалась и вела себя иной раз совершенно несносно, отстаивая свои мнимые права, она была довольна мужем. Просто потому, что в этой эпохе ей лучше не найти. Из-за чего она по утру впала в жуткое уныние и практически отчаяние. Усугубленное жгучим чувством вины.
Он четко и ясно описал ей правила игры.
А она?
Вела себя как вздорный капризный подросток.
И вот теперь перед ее глазами замаячило разбитое корыто.
Беда!
Трагедия!
Катастрофа!
Поэтому Марфа плакала.
Она хотела бы что-то сделать, но было уже поздно. И все, что ей оставалось — молиться о том, чтобы муж вернулся живым. И не навлек при этом гнева Государя. Хоть кривой, хоть косой… главное — живой и не в опале, из которой они могли и не выбраться живыми…
Стук в дверь.
— Хозяйка. — тихонько произнесла служанка. — Петухи уже пропели.
— Хорошо, — невзрачно ответила Марфа каким-то мертвым голосом.
— С тобой все хорошо? Уж не захворала ли?
— Хорошо, — выдавила молодая женщина и не выдержав, всхлипнула.
— Ах ты ж, Господи. — тихонько произнесла служанка и, войдя в комнату с зажженной лампой, селя рядом. — По мужу тоскуешь?
— По мужу.
— Да ты поплачь, поплачь. Надо боль выплакать. А то как же с ней ходить?
— Не говори так! — вскинулась Марфа.
— Как? — не поняла служанка.
— Словно он умер.
— Да я что? Я ничего. Бабы просто болтают…
— ВОТ ПУСТЬ И ЗАТКНУТЬСЯ! ОН ВЫЖИВЕТ! — прорычала Марфа с прорезавшимся в голосе акцентом.
Служанка ошарашенно промолчала, не зная, что сказать.