Ползущие

Подразумевалось, что его сводный брат Джефф должен был целый день заниматься сараем – проводить освещение к арене, установить миниатюрные стадионные софиты, но Джефф слишком любит порошок, и дело обычно кончается тем, что он забывает, что должен делать, сидит и вырезает на столбе свое имя – пятьсот раз – или еще что-нибудь в этом духе.

Мецгер зашел в сарай и решил, что все о'кей. Стойла убраны – это он сделал сам, самодельные трибуны размещены вокруг бойцовской арены. Похоже, Джефф поработал с освещением как надо. Мецгер нашел выключатель и дернул его: надо посмотреть, куда направлен свет.

Потом случились сразу две вещи.

Собаки в фургоне вдруг дико залаяли и завыли.

Пятна света выхватили из темноты голое окровавленное тело Джеффа, валявшееся в яме для собачьих боев.

Как будто собаки среагировали на это зрелище вместо Мецгера. Сам он не мог поверить своим глазам и никак не реагировал. Брюхо Джеффа было распорото от грудины до паха. Пустая раковина. Все органы были тут же – сложены сбоку на брезенте в аккуратную пирамиду, как на прилавке мясника. Там были и еще чьи-то потроха: по крайней мере три человеческих сердца и множество других внутренностей.

– Ох, мать твою… мать твою… Ох, мать твою, мать твою, – только и мог проговорить Мецгер.

Он пятился от тела и тянулся за своим 45-м, потом вспомнил, что оставил его в куртке, в фургоне, повернулся, бросился к двери и вдруг остановился как вкопанный, увидев Карлоса, тощего поденщика с громадным носом, который убирал за собаками. Тот стоял во дворе, одетый в боксерские шорты и футболку, и плакал навзрыд, как ребенок. Просто стоял и плакал посреди грязной площадки между сараем и грузовиком, вокруг него закручивался воронками утренний туман, а у ног прыгали эти маленькие штучки.

Карлос забормотал что-то по-испански и ткнул пальцем в попрыгунчиков.

Они состояли из меха, перьев, кусочков металла, как-то хитро приткнутых друг к другу. И прыгали, прыгали… Словно пропитанные энергией. Один был ростом с небольшого кота, на нем дергалась петушиная голова, дрожащие ножки сделаны из суставчатых металлических спиц, извивающееся туловище – из средней части гремучей змеи, а вместо хвоста торчала еще одна голова, с которой капала кровь. Вроде как голова скунса. И обе головы кидались на Карлоса, и клюв, и морда щипались, подпрыгивали, разбрызгивали кровь.

А вот тот скорее похож на мяч, катящийся мяч. Голова, вроде крысиная, торчит между низких недоразвитых лап, туловище как будто свернуто, во все стороны торчат живые, извивающиеся волоски. Он катится, связываясь – только нельзя понять как – с другим маленьким чудищем, у которого голова синей сойки, беличий хвост, а средняя часть представляет собой переплетение оголенных мускулов и движущихся, работающих органов под пластиковым корпусом. И кругом волоски, волокна, которые постоянно дергаются внутри самих себя, будто составленные из тысячи мелких пульсирующих деталек. Этот связан с крошечным монстром из одних только клювов и перьев – и больше ничего, и еще с одной штукой, вроде бы слепленной из рыболовных крючков, глаз и меха.

И все эти уродцы, созданные из частей, которые никогда не могли оказаться вместе, липли один к другому, сливались с соседями, так что рябило в глазах, танцевали в воздухе, образуя вокруг Карлоса нечто подобное человеческой фигуре, не позволяли ему сделать более шага в сторону. Как только он порывался бежать, поток пульсирующих чудовищ преграждал ему путь. Существа переговаривались между собой вроде бы животными голосами, но иногда почти человеческими или похожими на звук отдаленной радиостанции, заглушённой помехами. И все время ныряли в свой магический круг, отрывая крошечные кусочки от Карлоса, мало-помалу отрезая от него ровный слой.

Ленты и полосы плоти отходили от тела по всей окружности, отщипываемые понемногу с точно рассчитанной равномерностью. Карлос вертелся, колотил руками по воздуху, но безжалостная кровавая спираль становилась все шире, а земля вокруг все краснее.

Тут был и человек или нечто вроде человека. Он стоял позади грузовика и открывал клетки с бойцовыми псами.

Мецгер машинально заорал в сторону расплывчатой фигуры:

– Эй, мать твою, не открывай!

В ответ голова негодяя провернулась на плечах, как перископ, и посмотрела назад. У него остался только один глаз, на месте другого была красная дыра, одежда представляла собой лохмотья какой-то формы – вроде морская пехота. Оборванный морпех заговорил с собаками, взобрался в фургон – заполз по боковой стороне, как будто на него не действовало притяжение, – просто распластал руки и ноги. И тут же все шесть бойцовых псов, толкаясь, соскочили с грузовика и бросились к Мецгеру.