— Бар Денни закрылся, мы сидели в её машине на парковке. Оба пьяные. Скажу прямо, я тогда туго соображал. Наверное, думал, что помогу ей — и помог, да вот не в том. Хотел утешить женщину, которая мужа почти не видела, а ненароком стал твоим наказанием. Вернее стал бы, потому что ты ни о чём так и не узнал — пока не нашёл письма. Как мина со Второй мировой: знаешь, пролежит в земле пятьдесят лет, а потом оторвёт ногу ребёнку. Не знаю уж, почему она тебе не рассказала — могла бы. Она и на развод собиралась подать. Тоже, как видишь, не стала. Сказать тебе честно, что я думаю? По-моему она хотела тебя разлюбить, да никак не могла.
Уоррен проглотил остатки чая. Эллис сглотнул ком в горле.
— А в итоге сама себе выкопала яму. После твоего фокуса, Пегги решила, что ты покончил с собой из-за этих писем. Я пытался объяснить ей про машину времени, но можешь представить её реакцию. Я продолжал её убеждать, тогда она перестала брать трубку. На электронные письма не отвечала. Через год переехала во Флориду — но это вряд ли, чтобы от меня отделаться. Замуж во второй раз так и не вышла…
Эллис разглядывал поля, слушая Уоррена, но после этих слов резко повернулся:
— Как она умерла?
Уоррен приподнял бровь.
— А мне откуда знать?
— Ты сказал, она так и не вышла замуж. Будь она ещё жива, когда ты сюда отправился, ты бы не знал наверняка.
— Мистер-магистр.
— Так как она умерла?
Уоррен вздохнул.
— В аварии.
— Кто-нибудь ещё пострадал?
— Она одна была. Врезалась в опору моста.
Эллис сощурился.
— Плохая погода?
— Сказали, пила.
Уоррен встретил его взгляд и выждал с полминуты:
— На похоронах её сестра… как её, из Омахи… Сэнди! Сэнди говорила, что Пегги начала пить после того, как ты ушёл. Ей пытались помочь. Хотели записать к анонимным алкоголикам. Но, видно, результата не дало. — Уоррен снова глянул на Эллиса. Похоже, ему не удалось скрыть своих чувств, и Уоррен счёл за нужное добавить: — Она, э-э… всё-таки простила тебя. За Айзли и за всё остальное.
— Почему ты так думаешь?
— У неё была твоя фотография, да? С Айзли в Сидар Пойнте? Она ещё сложила её так, чтобы тебя не было видно? Сэнди сказала, что нашла её в вещах у сестры. Пегги отогнула половину и написала посередине чёрным маркером «Прости».
Эллис всхлипнул.
Кухню фермы заполнял волшебный запах. Воздух был влажным: пёкся хлеб, бурлили кастрюли на чугунной плите, готовилось мясо — и всё напоминало Эллису о его далёком детстве, обо всех Днях благодарения, Рождестве и Пасхе. Тёмные силуэты поваров работали в лучах вечернего солнца, стелившихся через окна и двери. И это тоже напомнило Эллису о праздниках, когда он был совсем маленьким: у бабушки в её большом доме с печкой, ледником в подвале и цементной раковиной с откосом для стиральной доски. К бабушке провели электричество, но она выросла без него, и во многих комнатах по-прежнему обитала темнота.
В доме Файрстоунов было не только темно, но и тихо. На удивление тихо. Эллис и не ожидал, что обратит на это внимание. За свои почти шестьдесят лет он привык к шуму жилья: шороху кондиционера, кряхтению и гулу холодильника, жужжанию люминесцентных ламп, бормотанию телевизора, музыке радио или плеера. Но здесь слышалось лишь шарканье босых ног и степенное тиканье настенных часов, которое царило над всеми прочими звуками и, как метроном, задавало дому собственный ритм. В отличие от уютных запахов и тёплого солнца, тишина угнетала — точно дом умер без электричества.
Когда Эллис вошёл на кухню, все замерли и повернулись к нему. Жители фермы держали в руках глиняные горшки с печёными овощами и смотрели на Эллиса так же, как студенты, которых он видел на месте преступления. Наверное, все слышали, как он плакал на крыльце… Уоррен оставил Эллиса наедине с его горем и, осторожно забрав на время пистолет, прогулялся до амбара. Когда он вернулся, Эллис уже выплакал все слёзы. Внутри остались только слабость и пустота, словно его вырвало. Уоррен занял своё кресло-качалку и молча сидел рядом, пока их не позвали на ужин.
— Хватит таращиться, почему на столе пусто? — рявкнул Уоррен, проследовав за Эллисом на кухню. — Уж не обижайся. Ты в их глазах — вторая Мэрилин Монро или живой единорог. А может, и сам Христос. Два года прошло, а они мне всё под юбку заглядывают. Верно, Ял?
На Яле был кухонный фартук. Несмотря на одинаковые наряды — чёрные штаны и белые рубашки, — жителей фермы можно было различить по именам, вышитым на груди, как у работников заправок. Ял, выглянувший из-за двери, когда Эллис подходил к дому, теперь смущённо отвернулся и стал помешивать варево в большом, почерневшем от сажи, котле.
— Садись, — придвинул стул Уоррен. Сам же он направился к столу для разделки мяса и принялся затачивать нож о полосу кожи, свисавшую с потолка. — Я заколол для тебя откормленного агнца, — улыбнулся Уоррен. — Правда, старику было лет сто, и я зарезал его утром, когда и понятия не имел, что ты придёшь… Но не будем придираться к мелочам, ладно?