— Я вот всегда думал… на День благодарения все просили Бога об одном и том же, так? — сказал Эллис. — Королевы красоты одинаково отвечали, чего хотят. У всех первый пункт — мир во всём мире. Дальше: покончить с голодом, болезнями, насилием и утолить всякую нужду и желание. Вот он рай, верно? Но это же и есть Полый мир, Уоррен. Они уже всего добились. Разве их мир — это не рай? Может, просто, мы того не понимаем, потому что нам он кажется чем-то непостижимым? Не знаю… как на самом деле в лотерею выиграть. Каждый об этом мечтает, но вытяни счастливый билет, а счастья в жизни не прибавится, потому что всё выйдет не так, как он себе представлял. Победа в лотерею всех трудностей не решит. Такого просто не бывает. Возможно, мы не видим, что Полый мир — это рай, потому что он идеален, а мы с тобой — нет?
— Брехня собачья, — отмахнулся мозолистой рукой Уоррен.
— С чего это вдруг брехня?
— С того, что всё не так. Когда ничего не хочешь — это не рай. Это, братец, ад. — Уоррен снова бросил взгляд на лабораторию, и, хлопнув Эллиса по спине, отошёл с ним ещё на пару шагов от входа. — Все на этой ошибке попадаются. Главное в жизни — борьба. Жизнь — это
— Выживают сильнейшие, — вспомнил слова Роба Эллис. Всё встало на свои места. За одну зиму в убогой лачуге Уоррен добился того, что многие века не удавалось учёным мужам — примирить науку и религию.
— Точно, — кивнул Уоррен. — Ведь как было: люди решили, что Дарвин за атеизм ратовал? Но они заблуждались. Просто все отказывались увидеть настоящего Бога.
— Бога-садиста?
Уоррен скривил рот в ухмылке.
— Скажешь тоже. Видишь, ты считаешь, что конфликт чем-то плох. Вовсе нет. На что сгодился бы капитализм без конкуренции? Она двигатель, на котором всё и работает. Задумайся на секунду. Весело было бы играть в «Монополию», если начинать со всеми участками и деньгами? Всё удовольствие в том, чтобы бороться за первое место. А когда победил, какой смысл играть дальше?
— И ты думаешь, Бог так всё устроил, чтобы никто не мог победить?
Уоррен хлопнул в ладоши и постучал себя указательным пальцем по носу.
— Посмотри на историю. Стоило нам решить одну проблему, тут же вылезали ещё две. Спасли мир от голода и что получили? Перенаселение. Открыли пенициллин — и вот тебе супервирусы. Мир постоянно ставит преграды, чтобы нам было с чем бороться. Потому что мы это любим. Здешним нудистам того не понять. Пытаются избавиться от трудностей, под лупой вырезать все раздоры, — а в итоге с ума сходят! Только и делают, что целыми днями картины малюют да песни поют. Это разве жизнь? Люди таким в тюрьме занимаются.
— И как ты свой рай построишь? — Эллис кивнул в сторону лаборатории. — Как заселишь весь мир? У нас же нет цепи ДНК для мужчин. Так что? Будем своих дочерей брюхатить или пускай они со своими братьями спят?
— Ну я ведь уже говорил: Адама с Евой это вполне устраивало. Но нам необязательно так поступать. Твои дети женятся на моих, мои — на твоих. Всё очень просто. Не знаю, чего ты шум поднял.
Эллис вздохнул.
— Не нравится мне твоя дедовщина. Просто… травля ради травли. В Полом мире людей создали такими, чтобы их не тянуло к насилию — и это здорово, — а ты их драться учишь.
— Им нужна закалка. Должны знать, как сражаться.
— Зачем? И с кем? Та белка, которую ты съел, тебе сильно бока намяла?
Уоррен глубоко вздохнул и медленно покачал головой.
— Ты думаешь, эти кроты под землёй нам ручку пожмут, если мы построим наверху цветущее общество? Я тебе что про вражду говорил?
— Ты считаешь, с тобой Полый мир воевать будет?
— Конечно! — Уоррен хлопнул себя по ногам.
— Они же совсем мирные. У них даже полиции нет, тем более армии. Да они понятия не имеют, как оружием пользоваться. Полый мир на нас никогда не нападёт.
— Ты же слышал об их проекте «Роя»? Не успеешь оглянуться, как нам по чипу в мозг вставят, чтобы управлять нами.