Первым вернулся звук. Негромкий поначалу гул, нарастая, превратился в режущий уши звон. Эллис вонзил пальцы в мягкий велюр и крепко зажмурился, втягивая воздух сквозь зубы. Наконец с громоподобным грохотом его тряхнуло последний раз.
И всё стихло.
Тряска тоже унялась. Эллиса охватил ступор, будто он всю ночь ехал за рулём и только сейчас заглушил двигатель. Он открыл глаза, не зная, чего ждать: дымящихся руин, сияющих небоскрёбов с летающими машинами или апостола Петра перед жемчужными вратами, который покачает головой и, как петух из «Looney Tunes», прохрипит: «Сынок, по-по-послушай, ты рановато к нам пришёл». Увиденное его поразило, хотя не должно было.
Перед ним стояли пластиковые ящики.
Они уцелели. В противном случае он бы наверняка погиб, только вот что-то с ними было не так — их будто растянуло, как его гараж перед вспышкой. Может, время до сих пор искривлено? Но затем Эллис понял: они просто оплавились. Ящики склеились, осели и накренились. Вдобавок от них поднимался дым. Запах напомнил о школе, когда Эллис лепил на трудах пресс-папье из полимерной глины.
Остальной мир изменился до неузнаваемости. Стояла ночь, но гараж пропал. Его сменил лес. Подул лёгкий ветерок, унося с собой большую часть дыма и успокаивающе шелестя листьями.
Вот и всё, конец путешествия. Получилось! Что именно, ещё предстоит выяснить. Эллис отстегнул ремень и толкнул ящики — те наклонились все вместе. Пришлось несколько раз их пнуть. Наконец выбравшись наружу, Эллис понял, что, в джинсах, фланелевой рубашке и свитере, оделся явно не по погоде.
Раньше он бывал только в молодых рощицах, обычно берёзовых или кленовых. Со школы он помнил, что все леса в Мичигане вырубили ещё в девятнадцатом веке — как и во многих других штатах. Древесина считалась обычном товаром, как говядина или кукуруза, так что большинство американцев видели девственные леса только в национальных парках. Однажды отец взял Эллиса в поход к северу от Грейлинга — вот это был лес! Огромный бор восточных сосен, которые длинными шеренгами несли стражу среди папоротников; казалось, лесу нет конца, и Эллис даже испугался на миг, что заблудится в этой дикой чаще, как Гензель и Гретель. Хотя на самом деле деревья были не такими высокими и росли прямыми рядами, выдавая руку человека.
Переступив через ящики, Эллис понял, что по сравнению с этим лесом сосны северного Мичигана были сорняками. Он ощутил себя крошечной букашкой: деревья взмывали на немыслимую высоту, исчезая в темноте крон, как тонувшие в облаках небоскрёбы. Исполины, сидя на скрюченных корнях толщиной с автомобиль, раздавались вширь среди куцего подлеска: папоротников, мхов и редких кустов.
Эллис удачно «приземлился»: десятью шагами левее, и он оказался бы един с природой — в прямом смысле. Под конец программа должна была сдвинуть точку назначения, чтобы ни во что не врезаться, но кто знает — GPS-навигатор однажды завёз Эллиса к озеру вместо заправки. В любом случае — сошлись расчёты или помогло везение — он ничуть не жаловался.
Сырой туман скрывал луну и бледно под ней светился, наполняя ночь мутным сиянием. Густой мох стелился по земле, обращая в подушки расколотые ветви и булыжники. Ленивыми петлями свисали лианы, каждую ложбину заполняли листья, а по стволам карабкался плющ. Издали сквозь привычный стрекот сверчков прорезался незнакомый Эллису писк и клёкот.
«Я Люк Скайуокер. А мой корабль упал на Дагобу».
Долгое время он недвижно стоял и вглядывался во мглу, дыша влажным воздухом. «Как же это? Я напортачил? Вернулся в прошлое? К динозаврам?» Всё вокруг напоминало диорамы из какого-нибудь музея естественной истории, в которых трицератопсы обычно отбивались от тираннозавра Рекса. И жарко, влажно, словно в тропиках. Или в Детройте среди июля.
«Куда меня занесло?» Должно быть, подвели пространственные расчёты. В принципе, Эллис мог попасть куда угодно, даже на другую планету, но это было уж слишком невероятно. Он не в открытом космосе, значит, эту часть эксперимента можно считать успешной. Если стоишь на ногах — с мягкой посадкой!
Тогда, если он до сих пор на месте своего гаража, вопрос — в каком веке? Согласно Хоффману, в прошлое попасть нельзя, значит, он должен быть в будущем. Но как далеко? «Неужели Детройт так зарос за двести лет?»
Эллис прислонился спиной к ещё тёплым ящикам и вспомнил слова старой песни: «В году 9595-м кто знает, жив ли ещё человек?» Может, случилось что-то ужасное? Может, Эллис здесь один, совсем один? Последний человек.
Он нервно хохотнул над этой нелепой мыслью.
И закашлялся.
Он не хотел шуметь в этом чуждом месте, не хотел кого-нибудь встревожить, но не выдержал и согнулся в приступе кашля.
Рядом кто-то был. Раздался громкий треск, хруст веток и тяжёлый шлепок. Затрещали сучья на земле. Эллис втянул ртом воздух и задержал дыхание. Шум удалялся и слабел. Ещё один короткий треск, и, выждав несколько минут, Эллис больше ничего не услышал. Какое-то животное?
Горло саднило от кашля, и, ощутив во рту вкус крови, он сплюнул.
«Что мне теперь делать?»