Как и большинство современных специалистов, Бремен путается в нелинейной математике. Подобно большинству коллег, он предпочитает классический линейный подход. Туманная область математики хаоса, меньше двух десятков лет считающейся серьезной дисциплиной, казалась Джереми умозрительной и странно стерильной, пока интерпретация голографических данных Голдмана не заставила его заняться изучением хаоса. Фракталы принадлежали к тем хитростям, которые прикладная математика использовала для создания компьютерной графики, – таких, как краткая сцена в одном из фильмов серии «Звездный путь», на который его затащила Гейл, а также иллюстрации в журналах «Сайентифик америкен» и «Математикал интеллидженсер».
Ныне ему снится хаос – и фракталы.
Волновые уравнения Шредингера и анализ Фурье для голографических моделей человеческого сознания завели его в дебри хаоса, и теперь Джереми понимает, что ему комфортно в этих дебрях. Впервые в жизни и в карьере ему требуется компьютер; в конечном итоге он приносит в святая святых своего домашнего кабинета мощный PC-486, оснащенный устройством чтения компакт-дисков, и начинает отправлять заявки на машинное время главного компьютера университета. Но этого недостаточно.
Джейкоб Голдман говорит, что может запустить написанную Бременом программу анализа хаоса на машине «Крэй X-MPs» в Массачусетском технологическом, и Джереми ночами не спит в ожидании этого. Когда прогон заканчивается – через сорок две минуты, настоящая вечность для драгоценного машинного времени, – выясняется, что ответы получились частичными и неполными. Они вызывают бурную радость и одно-временно пугают своим потенциалом. Бремен понимает, что им понадобятся несколько таких мощных компьютеров и команда талантливых программистов. «Дайте мне три месяца», – говорит Джейкоб Голдман.
Ученый убеждает какого-то чиновника из администрации Буша[14], что его исследование в области нейронных связей и голографической функции памяти может помочь в создании кабины «виртуальной реальности», о которой давно мечтают ВВС, и через десять недель у них с Джереми в распоряжении оказывается сеть компьютеров «Крэй» и команда программистов.
Полученные результаты – это чистая математика, и даже диаграммы может понять только математик-исследователь. Поэтому Бремен проводит летние вечера в собственном кабинете, сравнивая свои уравнения с изящными компьютерными диаграммами неопределенных аттракторов Колмогорова, которые напоминают препарированных круглых червей из желоба Минданао[15], но демонстрируют те самые квазипериодические интерференционные картины, а также моря хаоса и острова резонанса, которые были предсказаны его абстрактными математическими выкладками.
Джереми применяет преобразование Пуанкаре. Участки волн вероятности рушатся и коллапсируют, и сеть компьютеров – использовав фракталы, которые Бремен даже не надеется понять, – выдает пакет данных и компьютерные изображения, похожие на какой-то далекий водный мир, где моря цвета индиго усеяны островами, напоминающими морских коньков, разного цвета и бесконечной топологической сложности.
Постепенно все проясняется. Но когда в мозгу Джереми уже складывается целостная картина… когда данные Джейкоба и фрактальные образы компьютера объединяются с прекрасными и устрашающими уравнениями хаоса на доске в его кабинете… «реальный» мир начинает рушиться. Сначала Джейкоб. Потом Гейл.
Через три месяца после первого посещения клиники, где лечат бесплодие, Джереми приходит к своему лечащему врачу на периодический осмотр. В разговоре он упоминает о череде обследований, через которые приходится проходить Гейл, и о том, что они расстроены неспособностью зачать ребенка.
– Вам сделали только один анализ семени? – спрашивает доктор Леман.
– М-м… – мычит Бремен, застегивая рубашку. – Ах да… Ну, мне предложили прийти еще пару раз, но я был очень занят. Кроме того, результат был вполне определенным. Никаких проблем.
Леман кивает, но слегка хмурит брови.
– Вы помните число… количество сперматозоидов?
Джереми опускает глаза, почему-то смутившись.
– Э… кажется, тридцать восемь.
– Тридцать восемь миллионов на миллилитр?
– Да.
Врач кивает и делает неопределенный жест.
– Не надевайте рубашку, Джереми. Я хочу еще раз померить вам кровяное давление.
– Что-то не так?
– Нет. – Доктор Леман надевает пациенту манжету. – В центре лечения бесплодия вам сообщили, что нормой считается сорок миллионов плюс шестьдесят процентов сперматозоидов с нормальной подвижностью?
Бремен задумывается.
– Кажется, да. Но мне сказали, что небольшое отклонение от среднего может быть следствием того, что мы с Гейл… ну, мы не воздерживались в течение пяти дней до теста, и…
– И еще посоветовали пару раз повторить тест, но заверили, что вам почти наверняка не о чем беспокоиться, а проблема, скорее всего, у Гейл?
– Точно.
– Спустите трусы, – просит доктор Леман.
Джереми подчиняется, чувствуя некоторое смущение, как всякий мужчина, мошонку которого прощупывает врач.