Полураспад

- А я вот никак не могу бросить...

Когда уже, подкатив к центру, обогнули новую бензозаправку "Юкос", он понял: ему определено место в знаменитом СИЗО, который в народе называют гостиницей "Белый лебедь". То ли из-за того, что крыша и заборы здесь отделаны дешевым листовым алюминием, то ли по каким иным таинственным причинам, которые вскоре откроются для нового постояльца.

Провели по зигзагообразным коридорам-клеткам с железными дверями, затем по темному коридору в некий тамбур, где сопровождающие показали женщине в милицейской форме документы, и профессор Левушкин-Александров спустился с конвойными этажом ниже и оказался, наконец, в длинной сумеречной камере без окна, с двумя горящими лампочками, с десятком двухэтажных коек, которые почти все были заняты.

Ему указали на койку у самой двери, и он сел на нее, пригнув голову, потому что сверху свисало грязноватое одеяльце. Железную дверь захлопнули, прогремел замок, засов, открылось и закрылось крошечное окошечко в двери.

Итак, он арестован. И поместили его снова в общую камеру. Специально или просто потому, что нет свободной одноместной? Или теперь в одноместные не сажают? А если сажают, то уж совсем страшных преступников? А кто же тогда эти люди? Глянул - и отвернулся. Расспрашивать нелепо. Сами спросят и сами расскажут.

Но вокруг длилась тишина. Мелькнула неприятная мысль, рожденная нынешними фильмами: сейчас набросятся, изобьют: мол, ты, интеллигент сраный, снимай пиджак, отдавай ботинки!

Кстати, работники тюрьмы у него ничего не отняли. Только осведомились:

- Колющие, режущие предметы имеются?

И ремень не выдернули, и шнурки из обуви. Не совсем так, как у Солженицына в "Архипелаге"...

Вдруг к нему подошел коренастый рябой мужичок в тельняшке и джинсах.

- Не профессор ли Левушкин-Александров будете? - тихо спросил он. Надо же, фамилию правильно назвал. Наверняка подсадная утка. "Наседка", как пишет Солженицын.

- Да, - напрягся Алексей Александрович, привставая. Что-то будет дальше? Сейчас в душу полезет с сочувственной улыбкой... Или возопит: вот он, китайский шпион! Бейте его!..

- Я вас по телевизору видел, - сказал мужичок. - Вы про отравленный воздух говорили...

Алексей Александрович кивнул. Окружающие молча смотрели на нового товарища по камере. И, наверное, кто грустно, с сочувствием, а вон тот амбал с серьгой в ухе с удовлетворением думали одно и то же: истинно говорится - от сумы да от тюрьмы не зарекайся.

- В шахматы играете? - с надеждой спросил очкастый парень. "Какие шахматы?! О чем он?!" - Профессор зябко дернул плечом. Соседи по камере переглянулись. Ничего, отойдет...

Уважение к новоприбывшему резко возросло вечером, когда в вечерних новостях по телевизору (в камере имелся небольшой телевизор, арендованный сидельцами) показали, как доктор наук Левушкин-Александров выходит из Института биофизики, забросив руки за спину... Кто-то из городских тележурналистов успел-таки снять!

- Поздравляем, Алексей Александрович! - воскликнул очкастый. - Теперь просто так исчезнуть вы не можете.

Очевидно, как только подъехали арестовывать, Иван или Артем вызвали телевидение. А что, пускай народ знает. Все веселей.

15

Ночью часа в четыре выкрикнули его фамилию и повели, останавливая и снова жестами подгоняя, по тускло освещенным коридорам и ступеням. Гнев мучил сердце, в голове крутились огненные, как искры китайских шутих, мысли: "Вы ответите, идиоты!"

Но сказать эти слова оказалось некому - его поставили перед железной дверью без номера, отперли ее и втолкнули в бетонную крохотную комнату, как он позже узнает: бокс для ожидающих допроса. Ни окна, ни вентиляции, ни воды, ни коек или нар - голый пол да слабая лампочка над дверью. И, конечно, неизменная дырка со шторкой, за которой иногда посверкивает блестящий человеческий глаз. Плюнуть бы, да как-то негуманно. Но вот и шторка закрылась.

- Эй! - Тишина. - Вы, господа, гады! - Опустился на пол. Вспомнилась острота Ежи Леца: "Я сошел в подвал, лег, и вдруг снизу постучали". Однако здесь никто ниоткуда не стучал.

Сколько времени Алексей Александрович просидел в душном боксе, он сам не мог определить. Карманные часы оставил на столе в лаборатории, вспомнил уже на выходе, а попросить, чтобы передали, не сообразил. Прошло, наверное, не меньше трех часов, пока в двери не загремел ключ и Алексея Александровича снова не повели по коридорам.

Направо, вверх, налево... И вдруг повеяло свежим мокрым воздухом, он оказался во внутреннем дворе тюрьмы. Кажется, светало, но шел дождь, темные тучи толклись над крышами, увитыми колючей проволокой. Прямо перед дверью стоял с открытой задней дверцей и включенными фарами знакомый автозак. Некий человек в плаще кивнул. Алексей Александрович залез внутрь, там уже сидели заключенные и конвоир, который курил, зажав меж коленей карабин. Второй конвоир сел следом, и машина тронулась.