К кургану Хозяина. Обожженной, дымящейся земле. Ныряя вперед с пронзительным воплем ящера, в горячую тьму, вниз, размахивая когтями — вырываясь из смертной плоти, которую столь долго использовало тело вайвела — его настоящее тело, таившееся внутри человека, наконец вырвалось на свободу. Покрытые блестящей чешуей, снабженные когтями толстые лапы врезались в почву…
Девочка Чашка взвизгнула, когда мимо нее промчалась тварь большая как бык, на четырех ногах и с крыльями. Громоподобный всплеск, рванувшиеся наружу волны — и пруд забурлил. Извивающийся красноватый хвост мелькнул в пене, пропав среди завихрений воды.
Тут же она услышала стук сзади и повернулась, скользя по глине берега, удерживая в руках мечи…
… и увидела жестоко израненного человека. Он лежал вниз лицом; обломки костей торчали из-под кожи, кровь медленно текла из порванных вен. А на нем сидел призрак, словно душа, только что вышедшая из изувеченного тела. Составленное из теней лицо обратилось к Чашке, губы захрипели: — Дитя, нам нужна твоя помощь.
Она оглянулась через плечо. Поверхность пруда снова успокоилась. — Ох, чего вам нужно? Все пошло не так…
— Все не так плохо, как тебе кажется. Этот человек — летериец. Помоги ему, он умирает. Я не могу удержать его. Он умирает, и он не заслужил смерти.
Она подобралась поближе. — Что я могу?
— Кровь в тебе, дитя. Капля, две, не больше. Кровь, дитя, которая вернула тебе жизнь. Прошу…
— Ты призрак. Почему просишь не за себя, а за этого человека?
Красные глаза духа сузились. — Не искушай меня!
Чашка опустила взор на мечи в руках. Воткнула один в землю, провела ладонью по сверкающей синей кромке второго. И отняла руку, рассматривая результат. Длинная кровавая полоска, глубокий, идеально ровный разрез. — О, какой острый.
— Сюда. Переверни его на спину. Клади пораненную ладонь ему на грудь.
Чашка сделала шаг.
Левая рука была сломана. Резкая боль взорвалась в черепе вихрем белых искр. Железный Клин пробирался между завывающими Серегалами; наполовину ослепнув, он отражал удары чисто инстинктивно, раза за разом поднимая затупившийся меч — ему был нужен миг передышки, несколько ударов сердца, чтобы опомниться, заглушить боль…
Но времени не было. Он пропустил второй удар: странное лезвие, деревянное, однако острое как стекло, прорезало мышцы левого бедра. Нога онемела. Он присел, через пелену пота увидел нависающего прямо над ним одноглазого Серегала. Тот уже радостно оскалил зубы.
И тут толстый сук ударил бога в висок. Сила удара заставила голову сместиться к левому плечу. Улыбка застыла, Тоблакай зашатался. Его настиг второй удар, на этот раз в затылок. Сук разломился на несколько частей. Бог согнулся…
… но колено противника успело врезаться ему в пах; затем кулаки замолотили по спине, заставив согнуться еще сильнее. Снова появилось колено, на этот раз ударив бога в лицо.
Железный Клин сумел заметить, что улыбка исчезла полностью.
Чтящий перекатился на бок, и через миг Тартенал грохнулся на то место, на котором он только что лежал. Клин все катился и катился, пока не сумел привстать и развернуться. Преодолев ломоту в бедре, как и подобает носителю железного имени, он поднялся на ноги. Обернулся к Серегалам.
Похоже, теперь с ними сражался муж их же расы. Смертный Тартенал схватил одного из богов со спины, заломив и сильно сжав руки. Остальные трое отступили, словно в потрясении; Чтящему показалось, что сцена внезапно застыла.
Два, три удара сердца.
Туман ушел из его глаз. Сила притекала в утомленные мышцы. Боль стихала.
Смертный Тартенал был на краю гибели — трое богов пришли в себя и рванулись к нему.
Железный Клин поспешил перехватить их.
Шансы стали гораздо лучше.
Две бесформенные кучи посреди улицы. Вокруг Эдур, они пинают их, ломают кости. Один подпрыгнул, из — под его ноги брызнули мозги.
Багг замедлил шаг. Лицо его исказилось горем, а затем гневом.
Он заревел.
Эдур повернули головы.
Слуга высвободил то, что столь долго оставалось глубоко сокрытым и усмиренным.
Четырнадцать Тисте Эдур потянули руки к ушам, чтобы спастись от рева — но это движение не было закончено: тринадцать из них взорвались словно от высокого давления внутри тел. Плоть жутко раздулась, завибрировала, черепа вдавились внутрь себя…
… только чтобы миг спустя разлететься дождем кровавых ошметков, запачкав стены складов и камни мостовой.
Последний Эдур, тот, что только что раздавил голову старика, был поднят в воздух. Он извивался, глаза страшно выпучились, по ногам текла моча.
Багг сделал еще один шаг.
И поглядел в лицо Зерадасу Буну из племени Хирот. Посмотрел на выпученные щеки, на выраженную во взоре смертную муку.
Дрожа, Багг произнес: — Тебя… я пошлю тебя домой… не к тебе домой. Ко мне. — Движение руки, и Эдур исчез.
В садок Багга, далеко, вниз, вниз, еще вниз.
В бездонную пучину, где портал снова открылся, выплюнув Зерадаса Буна в ледяную, черную воду.
И его приняло давление, неотвратимое и неизмеримое.
Гибель.
Дрожь Багга стихала. Он знал, что этот рев был услышан. Его слышали на другой стороне мира. Поворачивались головы. Бессмертные сердца застучали чаще.