Полуночный прилив

Его обволокло серебристым туманом. И сейчас же на него отовсюду обрушились звуки: звон мечей, глухие удары боевых топоров и множество криков. Но Удинаас по-прежнему ничего не видел в тумане. Откуда-то слева плыли волны жаркого воздуха, неся с собой весь этот гвалт битвы, сопровождаемый душераздирающими нечеловеческими воплями.

Почва под ногами постепенно теряла твердость, а потом и вовсе исчезла. Звуки быстро ослабевали. Теперь они доносились снизу. В ушах ревел ветер. Удинаас сообразил, что летит, держась обеими руками за перепончатые крылья. Существо, которое несло его на себе, было величиной с быка и очень мускулистым. На передних и задних лапах изгибались длинные когти.

«Ящер!» – догадался Удинаас.

Вскоре в разрывах облаков он увидел множество таких же ящеров. У всех были длинные головы с покатыми лбами и широко раскрытые пасти, усеянные множеством острых зубов. На летерийца смотрели глаза цвета серой глины с черными щелками зрачков.

«Ты угадал, смертный, – прозвучало в мозгу Удинааса. – Мы ящеры. Вивалы локви – так нас зовут. Порождение Старвальда Демелейна, ужасающее потомство, которое никто не рискнет назвать своим. Мы, словно блохи, разлетаемся по всем мирам и везде устраиваем себе пиры, оставляя гниющие отбросы. Нас боятся даже сами демоны!»

В хриплом голосе звучало воистину звериное ликование. Эти твари ненавидели все миры, и ненависть была стержнем их жизни.

Новой волной воздуха всех ящеров снесло в одну сторону. Послышались отвратительные крики.

«Элейнт! Вот почему они так завопили. Одиночник, но с изрядной долей первозданной драконьей крови. Крови Тиамы».

Но элейнту было не до вивалов. Многочисленные раны на его белой чешуе свидетельствовали о том, что сегодня он уже побывал в нескольких битвах и теперь спешил на новую. Удинаас знал, кто это.

«Сильхас Гиблый. Тисте анди. Вслед за своим братом он попил немало крови Тиамы. Больше, чем Аномандер Рейк. Стихией Сильхаса была Тьма, где царил хаос. При ином раскладе он, пожалуй, сделался бы богом. Просто случая не подвернулось».

Дальнейшие события не представляли для Удинааса загадки. Еще немного – и повторится то, что он видел, когда еще только попал в ледяной мир. Предательство. Вероломное убийство, нарушившее все клятвы. Кинжал в спину под крики толпящихся в небесах ящеров. Сушняк не солгал. Тисте эдур жестоко поработили духов убитых ими тисте анди, и это зловещее наследие и по сей день остается с ними. Вера тисте эдур была пропитана ложью, а незнание ими истинного положения вещей ослабляло их. Горделивые представления самоуверенных тисте эдур о самих себе зиждились на зыбком песке.

Сильхас Гиблый. Говорят, оружие тех дней обладало неимоверной силой, но его собственное оружие было сломлено предсмертным криком одной из Матерей к’чейн че’маллей.

Серебристый свет вокруг Удинааса вдруг задрожал. Тело содрогнулось от боли, и… он вернулся на подстилку в своей каморке. Содранные в кровь ладони и колени отчаянно ныли. Одежда набухла от талой воды.

«Я хотел двинуться следом, но не смог, – послышался голос Сушняка. – Слишком далеко ты странствовал».

– Я был там, где тебя убили, – прошептал в ответ Удинаас, переворачиваясь на бок. – Вот так-то, дух. Скажи, а что тебе от меня надо?

«А что нужно каждому из нас, раб? Сбежать. От прошлого, от своего прошлого. Я поведу тебя по верной тропе. Кровь вивала будет оберегать тебя».

– От тисте эдур?

«Тисте эдур предоставь мне. А сейчас приготовься. Вечерок тебе нынче предстоит – только успевай поворачиваться».

Удинаас поморщился. Сон не принес отдыха; напротив, теперь он чувствовал себя еще более усталым и разбитым. Однако времени валяться уже не было. Пора вставать.

Сопровождаемая двумя рабынями, Майена переступила порог дома и, сделав несколько шагов, остановилась. Невеста Фэра была изящная, тоненькая, как прутик, и отличалась более смуглой, чем у соплеменников, кожей. Зеленые глаза, волосы цвета меди, в которых переливались бусинки оникса. Наряд вполне соответствовал торжественному событию: туника из шкуры серебристого тюленя, перехваченная поясом из морских ракушек. Руки и ноги девушки украшали браслеты из бивней китов.

Трулль Сенгар прочитал в глазах гостьи осознание собственной привлекательности. Она явно знает себе цену и намерена дорого продать незаурядную красоту: приобрести влияние в доме будущего мужа, а вместе с властью получить и свободу потакать собственным желаниям. Подобные намерения невольно настораживали.

Хотя, казалось бы, за все то время, что они с Фэром помолвлены, Майена не давала повода ни в чем себя упрекнуть. Тогда почему Труллю ее целомудренное поведение казалось лишь маской, за которой девушка умело скрывала необузданные желания? Однако, когда он смотрел, как их мать остановилась перед невестой старшего сына и произнесла обычные в таких случаях слова приветствия, в душе невольно шевельнулись сомнения. Что, если он ошибается, а всему виной его предвзятое отношение и к Майене, и к Руладу?