Полуночный прилив

Халл Беддикт, успевший связать себя кровными узами братства с вождями этих воинственных народов, в ужасе наблюдал, во что превращаются его усилия. Все дары, преподнесенные им от имени короля, были объявлены товаром, за который надо платить. Племена поголовно оказались у Летерии в долгу. Ну а поскольку денег у них не было, то в счет уплаты долгов начали отбирать земли. На север потянулись караваны торговцев всех мастей. Воинам племени, их женам и детям навязывали чужеродные вкусы и привычки. Пришельцы с юга вкрадчивыми голосами предлагали аборигенам жидкости, травы и порошки, якобы облегчавшие тяготы суровой жизни, а в действительности – уничтожавшие гордость, независимость и человеческое достоинство. С теми, кто пытался сопротивляться летерийской заразе, жестоко расплавлялись. Расширение северных границ королевства велось с таким холодным цинизмом, что ни одна честная и благородная душа не вынесла бы даже простого наблюдения за происходящим беспределом. А что уж говорить о человеке, который был за это в ответе, ибо, считай, сотворил все это безобразие своими собственными руками.

Нереки и по сей день почитали Халла Беддикта как бога. Да и фарэды, от которых осталась лишь горстка оборванцев, с ног до головы опутанных долгами, тоже. А могучие тартенали – ныне спившиеся обитатели трущоб на окраинах летерийских городов – до сих пор с гордостью демонстрировали три полоски, вытатуированные чуть ниже левого плеча. Точно такие же полоски были и у самого Беддикта.

Он молча сидел рядом с Сереной, поглядывая на догорающий костер… Когда все это случилось, Халл Беддикт сложил с себя позорные полномочия стража-посланника. Один из его солдат возвратил двору Королевскую стрелу. В Летерию Беддикт больше не вернулся. Он ушел в горы.

Впервые Серена встретила его восемь лет тому назад, в лесу, на расстоянии дневного перехода от Высокой крепости. Тогда он был похож на зверя, питающегося падалью. Серена вернула его в прежнее состояние, но не до конца.

«И все это на самом деле было отнюдь не таким благородным, как мне казалось вначале. Хотя, кто знает, возможно, все пошло бы совсем по-иному, не сделай я Халла орудием для достижения своих корыстных целей».

Серена Педак никогда не отличалась наивностью. Что толку теперь сожалеть о содеянном? Да, в тогдашнем ее поведении не было ни капли благородства, но прошлое не переиграешь. Серена не раз мысленно спрашивала себя: сможет ли Халл когда-нибудь ее простить? А простит ли она сама себя?

– Бурук Бледный знает все, что мне необходимо, – нарушил молчание Беддикт.

– Возможно.

– И он расскажет мне это.

«Только если ты найдешь способ хитростью выведать у него, – подумала Серена. – Добровольно он тебе ничего не сообщит». А вслух сказала:

– Пойми, Халл: при всех тайных предписаниях Бурук в этой игре лишь мелкая сошка. Ну кто он такой? Владелец торгового дома в пограничном Трейте. Имеет опыт общения с хиротами и арапаями.

«А благодаря мне у него есть законное право доступа в земли тисте эдур», – мысленно добавила она.

– Ханнан Мосаг наверняка пошлет своих воинов в погоню за летерийскими кораблями, – промолвил Халл Беддикт. – Похоже, убытки этих торговых домов королеве даже на руку.

– Я полагаю, она заранее предвидела потери.

В человеке, сидевшем рядом с Сереной, не осталось ни капли прежней наивности. Но он слишком давно покинул мир хитроумных и опасных интриг, составлявших основу жизни летерийцев. Эти интриги почти всегда разворачивались в нескольких плоскостях сразу, переплетаясь между собой множеством едва заметных нитей. Серена чувствовала, с каким трудом Халл Беддикт пытается сейчас вникнуть в замыслы королевского двора.

– Я начинаю понимать, куда клонит королева, – помолчав, объявил он.

В его голосе было столько нескрываемого отчаяния, что женщина не выдержала и отвернулась.

– Наше извечное проклятие: постоянно смотреть только вперед, – продолжил ее собеседник. – Ну почему мы всегда смотрим лишь туда? Как будто дорога впереди чем-то отличается от дороги у нас за спиной.

«Полезное замечание. Пожалуй, стоит вспоминать эти слова каждый раз, когда я оглядываюсь назад. А еще лучше – вообще перестать оглядываться».

– Пять каменных крыльев – и перед тобой будут лебезить и пресмыкаться, – проворчал лежавший в постели Техол Беддикт. – Тебе это никогда не казалось странным? Естественно, у каждого бога должен быть трон, но разве отсюда следует, что каждый трон, возведенный для бога, уже непременно занят? А если нет, то с какой стати здравомыслящий человек станет поклоняться пустому престолу?

Багг, сидевший на колченогой табуретке, оторвался от вязания. Он придирчиво оглядывал рубаху из грубой шерсти, над которой трудился.

Техол скользнул по слуге глазами:

– Я твердо убежден: моя левая рука имеет почти такую же длину, как и правая. Возможно, они совершенно одинаковы. А что выходит у тебя с рукавами? Увы, мой друг, у тебя нет способностей ни к какому ремеслу. Вероятно, за это я так тебя и люблю, Багг.

– Ровно вдвое меньше, чем себя самого, – заметил старик и вновь принялся за вязание.