Полуночница

– Нет, это наказание. – Он улыбнулся, и я в очередной раз удивилась, как в одно мгновение может преобразиться его широкое лицо.

Словно в ответ на его улыбку, яркий сноп солнечного света, нащупав брешь, пробился через плотное покрывало облаков и, достигнув земли, запутался в траве.

– А я думала, дождь будет. Красиво, да? Знаешь, тот писатель, с которым Аленка сейчас работает, сказал, что увидеть такое, значит получить единственное реальное доказательство существования бога. Забавно, правда?

– Это ты забавная. – Митька легонько щелкнул меня по носу. – Идем, у тебя послезавтра контрольный тест, пойдешь на задание одна. Завтра отдыхаешь.

Сердце мое застучало, как барабан. Один день. Всего один день! А я совсем-совсем не готова!

– За меня можешь не волноваться, – с деланным спокойствием ответила я, – у меня будет лучший результат.

Мне казалось, что я точно знаю как надо действовать дальше и надеялась, что это поможет.

Нарушила Правила. Обманула Аленку. Попалась с поличным. Вот пункты предъявленного мне обвинения. Мой крик: «Остановись! Прекрати! Прекрати!» переполошил всех стрелков от новичков до ветеранов. Когда Митька появился на месте моего преступления и рывком развернул меня к себе, я прокричала ему в лицо:

– Зачем он это сделал? Он убил мои воздушные шары!

– Замолчи! – Мой напарник схватил меня за плечи с такой силой, что в спине моей что-то хрустнуло и жалобно заныло. – Какие еще шары? Что ты вообще здесь делаешь?!

– Я хотела посмотреть на счастливых людей. Мне завтра тесты сдавать. – Внезапно севшим голосом прошептала я.

– Посмотрела? – Митька бегло осмотрел комнату.

Маленькая женщина-кондитер в пестром халатике, для которой я рисовала воздушные шарики, плакала навзрыд, прижимая ладони к щекам. В коридоре спешно одевался художник. И аллея, и набережная, и утки, и воздушные шары – все было разбито одним ударом, одной пощечиной, звон которой вытеснил собой все остальные звуки. Глядя на крупные слезы, что повисли на слипшихся ресницах кондитерши, я отчетливо поняла, что все произошедшее – моя вина. Я любила людей недостаточно сильно и не смогла заразить их своей любовью. Они мне просто нравились, а этого совсем недостаточно. Хоть в этом предположении я не ошиблась.

Все внутри меня онемело. Я – неудачница, способная плодить только несчастных людей. Сколько же их я сотворила за месяцы своих тренировок? В ужасе от этой мысли я обратилась к своему напарнику:

– Что мне теперь делать, Митя?

Он молча посмотрел на меня, и я убедилась, что никакого совета не будет. И многого другого тоже не будет никогда. Мы больше не будем лежать рядом на теплой крыше, и не поболтаем в поле после отработки задания. Все так же, не говоря ни слова, он протянул руку, и я решила, что он заберет мой арбалет прямо сейчас. Но Митька только толкнул меня в плечо  по направлению к лифту.

– Возвращаемся на базу.

Конечно, я не выдала ее. Хотя Митькин голос, наполненный яростью, метался над моей головой, а упреки наскакивали друг на друга. Он, не стесняясь в выражениях, требовал объяснений, сказал, что я никуда не гожусь и среди нормальных, адекватных и вменяемых стрелков мне не место. Но я не обмолвилась ни словом о наших прогулках с Аленкой. Только призналась, что украла коды к лифту.

– Прости меня,  – сказала я ей, заглянув в «ателье» по дороге в оружейную, – ты мне доверяла. Это все мои амбиции…

– Это ничего. Я и сейчас доверяю. Ты лучший стрелок из всех, кого я знаю.

– Я больше не стрелок.

– Не делай этого. Разбирательство еще не закончено!

– Будем считать, что я сама его закончила. Только что. Ну все, увидимся как-нибудь.

Я кое-как добрела до оружейного склада, и села на пол перед запертой дверью. В коридоре – никого. И никого в моем сердце. Вы видели когда-нибудь полумертвого купидона? Однажды я видела мертвую птицу – мутные глаза присыпаны пылью, скрюченные лапки с вялыми тоненькими пальчиками. Я перестала чувствовать свое сердце. Свой арбалет я оставила перед закрытой дверью в оружейный склад, зашла в канцелярию и написала заявление о переводе. Всё! Конец истории. Больше никаких людей в моей жизни! Только имена на архивных папках. Всё, больше ничего не хочу. Всё! Всё! Всё!

Вы видели когда-нибудь плачущего купидона? Жалкое зрелище. Только эта мысль и помогла мне, наконец, перестать плакать.

Месяцы в архиве потекли своим чередом. Никто не задавал мне вопросов, хотя Аленка пару раз пыталась заговорить со мной о стрелках, но я довольно резко пресекла ее попытки. И вот она появилась снова – тоненькая и свежая, в облаке белых кудрей, чтобы разрушить устоявшийся порядок моей размеренной архивной жизни.

Я включила монитор. По улицам города сновали люди. Они входили в кафе, магазины, спешили куда-то в своих смешных автомобильчиках.

– Посмотри на них – сказала я, – ты только посмотри. Они думают, что вот эта их суета – и есть настоящая жизнь!

Аленка смотрела на свои руки и молчала.

– Ты хочешь быть с ним, я вижу. Но я тебе в этом деле не помощница. Ты думаешь, он всегда будет отличным парнем, но он изменится! Я это знаю, я это видела.