Полумесяц разящий

— Похоже на коптское наречие греческого, — сказала Софи, заглядывая через плечо профессора. В коптском наречии использовался греческий алфавит, и оно было одним из самых распространенных в восточном Средиземноморье во времена римского владычества.

— Точно, — согласился Хаазис. — Это, похоже, ежегодный отчет капитана порта о взимаемых пошлинах и портовых сборах. Названия судов, описание грузов… вот они, — добавил он, водя пальцем по колонкам букв.

— А вот это, случайно, не упоминание об императоре? — спросила Софи, показывая на строчку в верхней части свитка.

— Да, — задумчиво ответил Хаазис, на ходу переводя в уме текст. — Сводка портовых сборов Кесарии, от имени и по поручению императора Марка Максенция.

— Если я правильно помню, Максенций был современником Константина Великого, — сказала Софи.

— Да, Максенций правил Западной Империей, Константин — Восточной, но позднее Константин победил его и объединил империю.

— Значит, это запись начала четвертого века нашей эры.

Хаазис кивнул. Его глаза сверкали. Он оглядел другие свитки.

— Да, это даст нам поразительное количество информации о жизни Иудеи в эпоху римского владычества.

— И темы для дипломов паре ваших студентов, — добавил Дирк, доставая из контейнера остальные три шкатулки. Сунув контейнер под мышку, он развернулся и направился к выходу.

— Дирк, ты только что сделал выдающуюся находку, — с радостью в голосе сказал Хаазис. — Куда же ты?

— Опять мокнуть, как дурак, — с кривой ухмылкой ответил Дирк. — Поскольку их там осталось куда больше, чем я только что принес.

8

Озден Челик приехал в мечеть Фатих, одну из крупнейших в Стамбуле, через час после утреннего намаза. Внутри богато украшенного здания было практически пусто. Пройдя через главный молельный зал, он вошел в узенький коридор и вышел на задний двор мечети. Дорожка из мраморной плитки вела к неприметному домику, который был отгорожен от туристов и молящихся. Подойдя к массивной деревянной двери, Челик зашел внутрь.

Он оказался в хорошо освещенном рабочем помещении, поделенном на кабинки с серыми стенами. У входа стоял массивный деревянный стол секретаря. Воздух был наполнен жужжанием лазерных принтеров и перезвоном телефонов, создавая ощущение, что ты попал в центр обработки заказов телемагазина. И лишь запах благовоний и фотографии турецких мечетей, висящие на стенах, говорили, что это не так. Это, а еще абсолютное отсутствие женщин.

Офисные работники были, как на подбор, бородатые мужчины, многие из которых были одеты в длинные традиционные одеяния, и по клавиатурам компьютеров они стучали медленно и неритмично. Молодой секретарь встал из-за стола, когда Челик подошел к нему.

— Доброе утро, господин Челик, — сказал он. — Муфтий ждет вас.

Секретарь повел гостя мимо множества рабочих кабинок к кабинету, находящемуся в углу. Он был лишен каких-либо изысков, лишь на полу лежали красивые ковры. Главным же украшением кабинета были книжные полки, покрывающие все стены, вдоль которых рядами стояли книги религиозного содержания, явно демонстрируя, что это — кабинет почтенного муфтия, знатока ислама.

Муфтий Алтын Баттал сидел за пустым рабочим столом, что-то записывая в блокноте, по обе стороны от которого лежали две открытые книги. Подняв глаза на вошедшего, он увидел Челика и улыбнулся.

— Озден, ты приехал. Будь добр, садись, — сказал он. — Хасан, пусть нас никто не беспокоит, — добавил он, обратившись к секретарю. Тот поспешно вышел за дверь и закрыл ее за собой.

— Последние штрихи к пятничной проповеди, — сказал муфтий, положив карандаш рядом с мобильным телефоном.

— Можно было поручить это одному из ваших имамов.

— Возможно. Но я считаю это своим призванием. Если я поручу составлять текст проповеди одному из имамов, это породит в остальных зависть. А я хочу, чтобы все имамы Стамбула были в согласии.

Как муфтий Стамбула, Баттал был духовным руководителем всех трех тысяч мечетей города. Выше его власти была лишь власть Министерства по делам религии, «Диянет Ишлери», входящего в состав светского правительства страны. Но фактически Баттал имел куда большее влияние на умы и сердца людей, посещающих мечети.

Несмотря на возраст, Баттал отнюдь не походил на обычного священнослужителя, с всклоченной бородой и неумолимым взглядом. Он был рослым, хорошо сложенным мужчиной, весьма симпатичным. Ему еще не исполнилось пятидесяти, и его вытянутое лицо было веселым и жизнерадостным, как у щенка лабрадора. Он часто одевался в европейский костюм, а не в священническое одеяние, а его чувство юмора придавало оттенок веселья даже излагаемым им фундаменталистским взглядам.