Полукороль

Дверь широко распахнулась, и в комнату ворвался ищущий ветер. Ярви подскочил, и языки пламени подскочили вместе с ним и затанцевали, искаженные в сотнях и сотнях банок и колб на полках. По ступеням, спотыкаясь, поднимался человек, и пучки трав перед ним качались, словно повешенные люди.

Это был дядя Ярви, Одем. Его намокшие от дождя волосы прилипли к лицу, а грудь тяжело вздымалась. Он уставился на Ярви широко раскрытыми глазами и открыл рот, но не произнес ни звука. Не нужен был дар сочувствия, чтобы понять: его гнетут тяжелые вести.

— Что случилось? — хрипло вскрикнул Ярви, и его горло сжалось от страха.

Дядя упал на колени, его руки опустились на грязную солому. Он склонил голову и произнес два слова, медленно и грубо.

— Мой король.

Так Ярви узнал, что его отец и брат мертвы.

2. Долг

Они не выглядели мертвыми.

Лишь очень белыми. Они лежали на холодных плитах в холодной комнате, укрытые саванами до подмышек, и у каждого на груди блестел обнаженный меч. Ярви все ждал, что рот брата искривится во сне, а глаза отца откроются, чтобы взглянуть на него с обычным пренебрежением. Но они не открывались. И уже не откроются.

Смерть отворила им Последнюю Дверь, и оттуда нет возврата.

— Как это произошло? — услышал Ярви голос матери за дверью. Голос был, как всегда, спокойным.

— Предательство, моя королева, — пробормотал дядя Одем.

— Я больше не королева.

— Конечно… Прошу прощения, Лаитлин.

Ярви протянул руку и тихонько дотронулся до плеча отца. Такое холодное. Он раздумывал, когда в последний раз касался отца. Касался ли вообще? Он хорошо помнил, когда в последний раз они перекинулись словами о чем-то важном. Много месяцев назад.

Отец говорил, что мужчина машет косой и топором. Мужчина тянет весло и вяжет узел. А самое главное — мужчина держит щит. Мужчина держит оборону. Мужчина прикрывает напарника. Что за мужчина, который ничего из этого не может?

«Я не просил полруки», — сказал Ярви, со смесью стыда и ярости. Он часто оказывался в бесплодной пустыне между этими чувствами.

«Я не просил полсына».

А теперь король Утрик был мертв, и королевский обруч, поспешно уменьшенный, давил на лоб Ярви. Давил намного сильнее, чем должна давить эта тонкая полоска металла.

— Я спрашивала, как они умерли, — говорила его мать.

— Они отправились говорить о мире с Гром-гил-Гормом.

— С проклятыми ванстерами мира быть не может, — донесся глубокий голос Хурика, который был избранным щитом его матери.

— Им нужно отомстить, — сказала мать.

Дядя попытался успокоить бурю:

— Но сначала, конечно, время горевать. Верховный Король запретил начинать войну, пока…

— Месть! — Ее голос звенел, как бьющееся стекло. — Быстрая, как молния, жаркая, как огонь.

Взгляд Ярви скользнул на труп брата. Когда-то в нем были быстрота и жар. Сильная челюсть, толстая шея, зачатки темной бороды, как у отца. Он был не похож на Ярви, насколько это было возможно. Ярви считал, что брат любил его. Любовью, от которой оставались синяки, и каждое похлопывание оказывалось ударом. Любовью, которой любят того, кто вечно ниже тебя.

— Месть, — прорычал Хурик. — Надо заставить ванстеров заплатить.

— Черт с ними, с ванстерами, — сказала мать. — Надо заставить наших людей служить. Они должны знать, что в их короле есть твердость. Когда они будут счастливы на коленях, пусть хоть Мать Море выйдет из берегов от твоих слез.

Дядя тяжело вздохнул.

— Значит, месть. Но готов ли он, Лаитлин? Он никогда не был воином…

— Он должен сражаться, готов он или нет! — отрезала мать. Люди рядом с Ярви всегда говорили так, словно он был не только калекой, но и глухим. Похоже, его неожиданное возвышение не избавило их от этой привычки. — Готовьтесь к великому набегу.

— Где нападем? — спросил Хурик.

— Важно лишь то, что мы нападем. Оставь нас.

Ярви услышал стук закрывшейся двери и мягкие шаги матери по холодному полу.

— Перестань реветь, — сказала она. Только тогда Ярви понял, что его глаза увлажнились. Он вытер их, шмыгнул и устыдился. Он всегда стыдился.

Она сжала его за плечи.

— Стой прямо, Ярви.

— Извини, — сказал он, пытаясь выпятить грудь так, как делал его брат. Он всегда извинялся.

— Теперь ты король. — Она поправила его пряжку, попыталась пригладить его светлые волосы — коротко остриженные, но вечно всклокоченные — и, наконец, прикоснулась холодными пальцами к его щеке.

— Никогда не извиняйся. Ты должен носить меч твоего отца и возглавить набег против ванстеров.

Ярви сглотнул. Мысль о набеге всегда переполняла его ужасом. А уж возглавить его?

Одем, должно быть, увидел его страх.

— Я буду вашим напарником, мой король, всегда возле вас, и мой щит будет наготове. Какая бы помощь ни понадобилась, я буду рядом.

— Благодарю, — промямлил Ярви. Лишь одна помощь была ему нужна: чтобы его отправили в Скекенхаус для прохождения испытания на звание министра. Чтобы сидеть в тени, а не на всеобщем обозрении. Но теперь эта мечта обратилась в прах. Его мечты, как плохо размешанный известковый раствор, были склонны рассыпаться.

— Ты должен заставить Гром-гил-Горма страдать за это, — сказала мать. — А затем ты должен жениться на своей кузине.