Получка

Вдруг в воздухе раздался резкий, пронзительный свисток. Анюта вздрогнула, запахнула кофту и прибавила шагу. В ее встревоженной головенке мелькали мысли: «Сейчас рабочие кончили работу… Получают недельную получку… Пойдет ли отец домой или выбранит ее, прогонит, скажет: „Не суйся не в свое дело“. Пожалуй, еще и приколотит». Маленькое сердце девочки билось и трепетало, как птичка в клетке. Вся она дрожала и замирала от холода, страха и ожидания. Ветер становился резче.

Дорогой ей стали попадаться женщины с детьми на руках и без детей. «Тоже за мужиками идут», — подумала Анюта.

Когда она вышла из переулка, глазам ее представилась площадь и огромное фабричное здание. У ворот толпился народ. Это были большей частью женщины. У всех у них были грустные, тревожные лица; некоторые были с маленькими ребятами. На Анюту никто не обращал внимания. Конечно, думали, что она с матерью.

Из фабричных дверей стали выходить рабочие. И много тяжелых, грустных сцен разыгралось тут. Женщины отнимали получку, просили вернуться домой; слышались слезы и ссоры.

Анюта со страхом вглядывалась в толпу рабочих и даже приподымалась на цыпочки, чтобы лучше разглядеть. Сердце ее прыгало и колотилось с болью: «Нет, не послушается ее отец. Он даже и мать-то не всегда слушает…»

Вдруг она услышала знакомый голос — говорил отец. Он шел с товарищами. Быстрыми шагами направились они в противоположную сторону их дома. Девочка даже руки прижала к груди; она хотела двинуться за отцом, но ей казалось, что ноги приросли к земле, и тяжелый башмак и валенка давили, тянули, не давали сделать шага.

Отец и компания рабочих, громко разговаривая, скрылись за углом. Анюта очнулась, решилась на что-то и рванулась за ними. Она скоро догнала их и дернула отца за рукав. Тот даже вздрогнул, обернулся и удивился.

— Анютка, ты что? Зачем ты пришла?

— Папенька, маменьке неможется…

— Ну, я знаю… Ведь не хуже, чем вчера?

— Не хуже… пойдем домой.

— Ты иди, Анюточка, а я сейчас приду… Ишь ты, зазябла, дочурка… Иди, иди, — ласково сказал отец.

От ласковых слов Анюта расчувствовалась и стала фыркать носом. Она плаксиво говорила:

— Маменьке шибко неможется… она все охает, трясет ее… Пойдем, папенька, домой.

— Что ты ее слушаешь? Известно, твоя хозяйка ее подослала… Гони ее домой! — шепотом сказал один из товарищей, с большой черной всклокоченной бородой.

— Иди, Анюта, иди… Я скоро приду.

Но девочка знала, как это бывает скоро и настойчиво повторила:

— Маменька стонет, а хозяйка шибко ругается, что за уголь не отдали. Пойдем домой, папенька.

— Ну и пусть ругается. Отдадим все, не сбежим. Ишь ты, девочка, замерзла. Беги скорей домой! — строго сказал отец. — На вот тебе пятачок на гостинцы.

Анюта радостно схватила деньги и стала смелее. Она прямо потянула отца за рукав.

— Пойдем, папенька… Маменька тебя дожидает… А бабушки говорят, что ты загуляешь…

— Ступай ты домой. Тебе я говорю?! — уже рассердился отец. — Не загуляю… Я скоро приду… Так и скажи матери, стыдно ей тебя подсылать! — смягченным тоном, видимо конфузясь, проговорил рабочий.

Но Анюта не отставала и назойливо твердила:

— Маменька меня не подсылала; пойдем домой, папенька.

— Ну, чего вы препираетесь?! Шлепнул бы девчонку. Ишь пристала, точно банный лист, — громко и сердито сказал один товарищ.

— Пошла ты домой! — крикнул другой и толкнул девочку.

Она упала и заплакала. Отец вдруг рассердился.

— Ты чего ребенка толкнул? Разве ты смеешь?! Чего она тебе сделала? Не твоя ведь дочь! Как ты можешь этак делать?

— Надоело… Ноет, как немазаное колесо: «Пойдем да пойдем»? И ты, как баба, слушаешь. Тошно смотреть на вас! Дал бы ей тумака… Живо бы отстала.

— А ты разве можешь чужого ребенка трогать? По какому такому праву ты ее ударил? — заступился отец за дочь.

— Никто ее не ударил… Толкнул легонько… Да еще мало, надо бы посильнее. Не сахарная, не развалится. Такая дрянная пискунья!

— Пойдем, Анютка, домой! — вдруг решительно сказал рабочий, с презрением взглянув на товарища.

Анюта вся затрепетала от радости, вцепилась отцу в рукав и потянула его порывисто вперед… Она рвалась идти как можно скорее, только сапоги ей мешали.

— Ты что же это с нами шутки шутить вздумал?! Сговорились… Обещал… А теперь вот как?! — сердито закричал товарищ с черной бородой, нагоняя приятеля и хватая его за пальто.

— Тише, тише! Не очень-то тебя боятся! — спокойно ответил тот, отстраняя его рукой.

— Пойдем, Анютка… И то правда, жена больная лежит, получки ждет… пойдем, дочушка! — сказал он решительно и серьезно.

Они пошли быстро, не оборачиваясь. Холодный ветер дул им в лицо, слышалось шлепанье сапог Анютки; семеня своими ногами, она поминутно спотыкалась, едва поспевала за отцом, тяжело дышала… Но ей было так хорошо, так радостно. Она считала себя такой счастливой, и в голове ее мелькало: «Как маменька обрадуется-то, не поверит… Что бабушки-то скажут? Удивятся».

Сзади них доносились громкая брань, угрозы…

— Ну, погоди же! Сочтемся мы с тобой! Так хорошие товарищи не поступают… Нечестный ты человек! — кричали вслед.