Польские трупы

— Попалась, — произнесла Малгося с возмущением, но и долей сочувствия. — По лицу вижу. Охмурил ее, как павлин в период брачных игр.

— О боже!.. — простонал Витек.

По мне, так садовник Мирек в павлины для брачных игр никак не годился, а потому я остыла. Он, безусловно, был наглым мошенником, но не кретином, мою наивную доверчивость учуял в мгновение ока, причем безошибочно. Однако, приняв во внимание, что я не питаюсь супчиком для безработных и не сплю под мостом, он должен был бы предположить, что тупоумие клиентки не безгранично — но тогда на что он рассчитывал? Просто рискнул?

— Что ты ему сказала? — надавила я на Гражинку.

— Сказала «нет». Сказала, спасибо большое, но ты больше ничего сажать не будешь. Не собираешься. И я это знаю.

— И после таких простых слов он сразу ушел? — удивилась Малгося.

— Да нет. В том-то и дело. Потому мне и было неприятно. Он упорствовал, настаивал, рисовал такие картины… флористические… Обещал, что завтра это все сюда привезет, и если я буду… Я прекрасно знаю, что вы меня считаете сентиментальной идиоткой, может, я и правда такая, но в ограниченных пределах. Он обольщал и очаровывал, а я таких, как он, хорошо знаю — раз Иоанна велела его гнать в шею, значит, у нее были основания, я в подробности не вдавалась, но держалась твердо и порекомендовала ему эту затею оставить…

Хрупкая, нежная, эмоциональная, впечатлительная Гражинка в роли бизнесвумен становилась тверда как камень, и все об этом прекрасно знали. Но тут, видно, что-то в ней не сработало.

— …и тогда он стал какой-то другой — злобный, что ли. Хотя это скрывал — с виду все время был такой же обольстительный. Таскался за мной по саду, сквозь эти флористические видения, мы кофе выпили…

— В саду? — ехидно поинтересовался Витек.

— Нет, дома. В гостиной. И все никак не мог уйти, выходил, снова возвращался, в саду что-то показывал, мол, тут было бы красиво, а там надо бы так-то и так-то, ну, знаете, этакое «бла-бла-бла». И наконец ушел.

— А ты тогда что сделала? — быстро спросила Малгося. — Убрала со стола?

— Нет, я уже до того убрала.

— И что же ты сделала?

— Проверила, захлопнул ли он калитку. А потом заперла дверь. Я разнервничалась, сварила себе еще кофе и разложила на столе корректуру, чтобы успокоиться, вот здесь, на обеденном столе. Но даже начать не успела, потому что сразу пришел пан Рышард.

— Итак, ты не знаешь, стояла ли там еще зажигалка?

Гражинка устремила на нас взгляд раненой косули.

— Не знаю. Я не смотрела. Прикурила от чего-то, что под руку попалось. И почти тут же ушла.

* * *

Обсудив подробно всех прочих особ, рабочих пана Рышарда, столяра, Тадзичку и Витека, мы сошлись на кандидатуре садовника. Он озлился, что больше ничего из меня не выудит, и скомпенсировал себе разочарование.

Я твердо решила вернуть потерю.

— У тебя два варианта, — безжалостно заявил Витек. — Поехать к нему и дать по морде или сообщить в полицию.

— Ну-ну, в полицию! — презрительно фыркнула Малгося. — Да они палец о палец не ударят, учитывая ничтожность ущерба. Сколько она стоила, эта зажигалка?

— А я что, знаю? Сто злотых? Двести? Может, и больше — это ведь «Ронсон».

— Даже если б она стоила двести тысяч, всё равно ты ничего не получишь. Он от всего отбрешется, а ордер на ревизию им ни один прокурор не выдаст.

— На обыск, — поправила я, кивая, поскольку придерживалась точно такого же мнения. — Это называется «обыск». По морде?.. Тоже отвертится. Разве что пригрозить ему красоту испортить.

— О, это мысль! — одобрила Малгося.

Гражинка тяжело вздохнула и устремила взгляд на пустой бокал. Я тут же велела Витеку открыть очередную бутылку; указание выполнил пан Рышард, потому что был ближе к столу. Звякнул колокольчик у калитки, появился Тадзичка, который, обеспокоенный расспросами о зажигалке, решил заглянуть ко мне по пути с работы домой. Едва войдя, он тут же попробовал камамбер и уронил кусочек расплавившегося сыра себе на брюки, от чего малость разнервничался.

— Да пошли они в задницу, эти ваши законные способы, — заявил он с горечью. — Какой там по морде — связать колючей проволокой и подвесить над муравейником, вот это, может, что и даст. Не было еще случая, чтобы преступник возвращал ограбленному его имущество. Вы тут все что, дети?

— И что ты предлагаешь? — живо поинтересовался Витек.

— Так я ж говорю! Есть тут где-нибудь колючая проволока?

— Найдется немного, — с готовностью заверил его пан Рышард. — И даже муравейников хватает.

— Для начала надо удостовериться, точно ли это он, — вмешалась Гражинка с легким протестом в голосе. — Потому что, если не он, нам эти муравейники ничего не дадут. Мы должны как-то… хитростью…

У меня уже сложилось собственное мнение, которое, возможно, билось где-то под темечком с самого начала.

— Хитростью, да! Чтобы не догадался, а то спрячет ее или бросит в Вислу. Продать он, наверное, не продал, двести злотых — слишком слабая компенсация по сравнению с двадцатью тысячами. Надо проверить, как-нибудь к нему проникнуть и забрать зажигалку. Украсть или даже взять открыто, схватить — и ходу. И пускай тогда он, а не я, обращается в полицию!