Казалось бы, исключительно объективные сведения собрал «Мемориал», и если чего из них не ясно, так только чем же пан Мозолевски до вступления в соединение «Рагнера» занимался. А не в полиции ли немецкой служил, или на другой какой службе «реквизировал» у белорусского мужика самогонку и сало? А что, такое очень даже возможно, поскольку ребята из АК частенько этим баловались. Да и в самом, на первый взгляд беспристрастном, тексте, составленном «Мемориалом», отдельные неувязочки все же наличествуют. Следующая, к примеру: не демобилизовал «Рагнер» своего батальона ни до ни после прихода Красной армии. Тут уж «жертва сталинских репрессий», выражаясь народным языком, привирает. А кроме того, в отличие от активистов «Мемориала», не будем закрывать глаза и на личность командира отряда, в рядах которого Эдвард Мозолевски прошел свой славный боевой путь, известного как «Пазуркевич». Так вот, «Пазуркевич» — офицер 6-го (а не 5-го) батальона 77-го пехотного полка АК, его настоящее имя Ежи Баклажец, и он вместе с «Рагнером» препятствовал проникновению советских партизан за Неман. В ноябре 1944 г. задержан НКВД и за свои многочисленные «подвиги» казнен в г. Лида.
Не менее показательны и попытки польского подполья и «партызантки» (польский термин, обозначающий «партизанское движение» вообще) полонизировать белорусские села, которые приводили к большому количеству убитых и раненых с обеих сторон. При этом поляки наносили удары не столько по вооруженным отрядам белорусской самообороны, сколько по мирному населению, и особенно по белорусским православным священникам. В Турейском приходе Щучинского повета поляками были зверски убиты священник И. Алехнович с матушкой, близ Новогрудка был сожжен живьем иеромонах Лукаш. В местечке Крева «партызанты» расправились со священником М. Леванчуком и его дочерью и племянницей только за то, что те отпевали белорусов, убитых поляками. Кроме того, ему припомнили старые счеты еще с довоенных времен, так как, будучи православным священником, он выступал за сохранение белорусского языка и образования, а посему автоматически становился врагом полячества. К вышесказанному следует добавить, что враждебные акты против православных священников на белорусских землях, а также их убийства польскими вооруженными формированиями были явлениями отнюдь не случайными, ибо фронт, если так можно выразиться, проходил в том числе и по конфессиональной линии. Анатолий Слоневский в статье «Армия Крайова: выстрел из прошлого?» («Звезда», февраль 1993 г.) приводит отрывок из отчета референта Барановичского гебитскомиссариата: «...Бандиты грабят и убивают только белорусов, но не поляков. Ни с одним ксендзом ничего не случилось, тогда как за это время множество православных священников-белорусов было зверски убито вместе с семьями или же изувечено и ограблено...»
Что же касается истории убийства священника Леванчука, то предшествующие ему события не менее показательны. Как мы знаем, произошло это в белорусском местечке Крево, куда во время оккупации немцы поставили гарнизон литовских полицейских, по воспоминаниям тамошних жителей, занимавшихся грабежом населения и беспробудным пьянством и ни о каких героических деяниях не помышлявших. Особенно когда им предъявили ультиматум окружившие Крево в 1944 г. две партизанские бригады АК — «Тура» и «Нетопежа». Хотя, если верить воспоминаниям «героев» из АК, литовский гарнизон — де оказал сопротивление, разгорелся жаркий бой. В то время как по свидетельствам очевидцев из местных жителей, литовцы, хорошо относившиеся к местной «гарэлке» (самогонке) были настолько пьяны, что «операция» прошла без жертв с обеих сторон. Не считая отнятой поляками у литовцев вместе с оружием самогонки. В общем, можно было бы и посмеяться, не случись вслед за этим страшное злодеяние, о котором мы уже говорили, — расстрел священника Леванчука и его семьи.
Пищу для размышлений дают и собранные в Белоруссии воспоминания о «героях» АК. Вот бесхитростный рассказ Л. Петровой, проживавшей во время войны вблизи г. Лида: «Во время оккупации мы были на хуторе... Многие жили по деревням. Это была зона красных партизан... Аковцы не были такими. Они с оружием в руках могли сделать что угодно. Детей убивали. Аковцы имели две цели — освободиться от всех красных и даже чуть розовых. Из одной семьи убили двух братьев. Убили на крыльце дома, где была свадьба... Ворвались на свадьбу. Свадьба на отшибе. Темная ночь... Разбили стекла и всунули в окна автоматы: "Руки вверх". ...Стали проверять мужчин. Парубок — он был черненький, "Ты, — говорят, — еврей". Приказали ему расстегнуться и показать. Стал и женщин ощупывать... У калитки один труп, в доме другой. От дяди осталось двое детей. Разрывной пулей убили. Три трупа сразу в деревне. Мне плохо сделалось. Была также Галина — ее сыновей убили. За что — не знаю. Может, были связными красных партизан».
А вот что рассказывает Петр Якимович:
«В нашей местности ходило много группировок. Были аковцы — польские партизаны, немцев они не трогали...»[125]