Положительный диагноз

Барабан вращался, Матвей Петрович заворожено смотрел на него, рассеянно слушая ведущего, рассказывающего о теме сегодняшней игры. Игра была посвящена псевдонимам писателей, и Матвею Петровичу нужно было отгадать псевдоним писателя Андрея Синявского. Матвей Петрович знал футбольного комментатора Синявского, народную артистку СССР Тамару Синявскую, – но о писателе Андрее Синявском он никогда не слышал. Очнулся он возгласа Якубовича:

– Отличный ход! Семьсот пятьдесят очков! Ну, слово или букву назовёте?

Матвей Петрович кашлянул в кулак, так как у него першило в горле, и назвал букву «А». На это Якубович ехидно отчеканил, что такой буквы в слове нет.

Ход перешёл к медсестре из Омска. Ей выпал сектор «Приз». Она взяла симпатичный тостер и выбыла из игры. Румяный винодел из Молдавии завалил барабан немыслимым количеством бутылок, но букву не отгадал.

Ход перешёл к Матвею Петровичу.

Ему везло: он отгадал две буквы: первую «Т» и последнюю «Ц». После он назвал неверную букву и ход перешёл к виноделу, который всем своим видом показывал, что он знает слово. Выпучивая глаза и потея, он закричал радостно:

– Слово! Я знаю слово!

Якубович предупредил его, что если он назовёт слово не правильно, то покинет игру, но винодел, кажется, был в прострации: ничего не слышал и выкрикнул громко:

–Турц!

В студии воцарилась предрассветная тишина. Якубович гипнотически смотрел на винодела, который как-то вдруг обмяк, скис и побледнел.

– Значит, вы считаете, что псевдоним писателя Синявского – Турц?– спросил Якубович.

–Турц, —эхом откликнулся винодел.

–Нет. Это не Турц, не Торц и даже не Тырц, – сказал Якубович.– И вы выбываете из игры.

Матвей Петрович остался у барабана один. Ему стало здесь нравиться, он подарил Якубовичу леща и грибы, а Якубович подарил ему радиоприемник. Пока барабан вращался, он попросил Матвея Петровича рассказать, какой-нибудь забавный случай из его жизни. Матвей Петрович отнекиваться не стал и принялся рассказывать о случае, который с ним, когда-то случился.

– Как то зимой выловил я щуку, – говорил он, не сводя глаз с вращающегося барабана. – Здоровенная, зараза, я вам доложу, попалась. Злобная, фурия! Прыгала, зубищами клацала, всё ухватить норовила. Я ее кияночкой деревянной успокоил, пристукнул, она и успокоилась. Мороз, я вам доложу, под двадцать был. Промерз я, улов хороший можно и домой, думаю. Щуку я в сенях бросил. Выпросил у тёщи, Царствие ей Небесное, рюмочку, для сугреву, и до жонки двинул. Жонка моя спала еще, а тёща по дому управлялась – она ни свет, ни заря вставала….

– У вас всегда такой распорядок дня?– спросил Якубович, невинно улыбаясь.

– В каком смысле?– продолжая внимательно следить за вращающимся барабаном, спросил Матвей Петрович.

– В смысле: рыбалка, щука, рюмочка и - до жонки,– пояснил Якубович.

– Нет,– ответил Матвей Петрович серьёзно.– Тёща моя, Царствие ей Небесное, зазря не наливала. Она женщина экономная была.

– Это надо понимать так, что если вы возвращались с рыбалки без улова, то рюмочки вам не перепадало? И вся логическая линейка: щука – тёща—рюмочка– «до жонки» рассыпалась в прах? – прилип Якубович.

– Да, когда ж такое было, что бы я с рыбалки без улова возвращался!– возмутился Матвей Петрович, под смех студии.

– Приятно иметь дело с профессионалами,– усмехаясь в усы, сказал Якубович, и пошел к табло, потому что Матвею Петровичу выпал «сектор плюс», дающий право открыть любую букву. Матвей Петрович открыл вторую букву – ею оказалась буква «Е». Потом он опять крутанул барабан и продолжил свой рассказ:

–Только я рядом с жонкой пригрелся, слышу, тёща моя, как зарезанная орёт. Грохот в сенях, наседка заквохтала, квохчет и квохчет, будто петуха соседского увидала, а теща орёт и орет. Какой тут сон? Бегу в сени. Гляжу, щука висит у тёщи моей на подоле, та бегает и орет. А вышло вот что. Теща моя с ночи корзину с наседкой домой занесла, наседка сидит, значит, высиживает: приспичило дуре зимой высиживать. Щука моя рядом лежит, отдыхает. Полежала, полежала и оклемалась подлая: видать, я её не сильно пристукнул. Оклемалась, и давай подпрыгивать, наседка со страха шуметь стала, тут тёща заходит на шум. Щука хвать её за халат! Тёща с испугу ведро с молоком опрокинула, поскользнулась, упала и давай ещё пуще орать. Ну, я, конечно, за топор – и по башке её, по башке!

Матвей Петрович энергично показал, как он бил топором. Якубович отскочил от него, испуганно замахав руками:

–Я, конечно, понимаю, что можно тёщу не любить, но что бы топором, за то, что спать не дала … это знаете…

Матвей Петрович недоуменно посмотрел на него, рассмеялся и сказал:

– Скажешь, то ж, мил человек! Я ж щуку, а не Ефросинью Петровну.

Зал надрывался от хохота. Якубович вытирал платком выступившие слезы. Так под смех студии Матвею Петровичу выпал опять сектор «Плюс» последняя буква была открыта, и Матвей Петрович узнал, что псевдоним писателя Абрам Терц, впрочем, от волнения он его тут же забыл.