«Полоцкий» цикл

Предательство не слишком помогло гетману. Взяв Тарваст, он столкнулся, во-первых, с необходимостью восстанавливать разрушенные в ходе осады укрепления. А где взять средства для этого и рабочие руки? Не благородные же шляхтичи будут таскать камни и рыть окопы. Во-вторых, войско Радзивилла страдало от вечной проблемы снабжения. Окрестности Тарваста были изрядно опустошены боевыми действиями, а в самом замке припасов было всего ничего. Сигизмунд настаивал на том, чтобы гетман дождался подхода польских наемников. Однако вскоре после взятия замка Радзивилл отдал приказ оставить Тарваст. Туда вернулись русские. Они походя успели перехватить литовский отряд, пытавшийся пройти в Пернов, разбили его и пленили оставшихся в живых, поквитавшись тем самым за тарвастских сидельцев. Сам же замок был русскими окончательно разорен.

Проба сил: весенне-летняя кампания 1562 года

Тарвастский «казус» и набег литовских войск на окрестности Юрьева-Дерпта, то есть в пределы государевой «отчины», наглядно показали: несмотря на все слова о готовности пойти на примирение, верить Сигизмунду нельзя. В Москве пришли к выводу, что он всего лишь тянет время, желая вступить в неизбежную после всего этого войну на более выгодных для себя позициях. Особенно очевидно это стало после того, как вслед за долгими переговорами в ноябре 1561 года Кеттлер подписал с королевскими дипломатами так называемые Pacta Subjectionis, предполагавшие переход Ливонии под протекторат Сигизмунда как польского короля и великого князя литовского. Рига сумела уклониться от перехода под протекторат, однако де-факто Сигизмунду удалось переиграть рижских бюргеров, установив свой контроль над выходом из Западной Двины и тем самым над рижской торговлей. Поставив свой гарнизон в Динамюнде, король держал Ригу за горло и был способен в любой момент закрыть вход и выход в устье Двины.

Казалось бы, Сигизмунд и Альбрехт Прусский могли торжествовать: вот она, победа — «инкорпорация» пусть и не полностью, но практически состоялась. Однако в этой большой бочке меда была и ложка дегтя, причем весьма и весьма немалая. Кеттлеру удалось выговорить себе ощутимые привилегии и существенную внутреннюю автономию. Сигизмунд же, формально став «господарем» над Ливонией, получил то, от чего Кеттлер хотел избавиться, — необходимость защищать свои новые владения от русских. Впрочем, еще раз подчеркнем, что Иван Грозный в это время вовсе не был намерен и дальше расширять свои владения в Ливонии силой оружия, удовольствовавшись Дерптом и Нарвой.

^{Гобелен с гербом Сигизмунда II Августа — великого князя литовского и короля польского. 1544 год}

Теперь уже не приходилось рассчитывать на то, что получится избежать крупномасштабных боевых действий после истечения срока перемирия. Это в равной степени понимали и в Вильно, и в Москве. В начале 1562 года в Москву от Сигизмунда приехал посланец с королевской грамотой и «обидными списками». В грамоте сказано было, что в произошедшем кровопролитии виновен Иван и что если он хочет его прекратить, то пускай до истечения срока перемирия выведет свои войска из Ливонии. Также король предлагал московскому государю не торопиться с разрывом отношений и продлить перемирие до июля или даже августа 1562 года — пока не будет достигнута договоренность о встрече «великих послов». А после августа, глядишь, сентябрь, а за ним октябрь, а там распутица, холода — о какой войне вести речь?

Дьяк Иван Висковатый, который вел переговоры от царского имени, в ответ заявил, что ему, как человеку молодому, таких слов до государя и донести «не уметь». И вообще, «ныне меж государей учинилось дело великое», ибо «король вступился в государеву землю данную, в Ливонскую землю, да и иные многие неправды король перед государем показал». Кстати говоря, королевскому посланцу были продемонстрированы грамоты Сигизмунда крымскому хану Девлет-Гирею и ханские грамоты королю, перехваченные воеводой Д. Адашевым, в которых речь шла о совместных действиях крымских татар и литвинов против русских. В общем, по всему выходило, что время переговоров вышло — настало время политики иными средствами.