«Полоцкий» цикл

Кстати, отметим, раз уж зашёл разговор о море: в декабре 1568 года великий гетман литовский Григорий Ходкевич писал киевскому каштеляну Павлу Сапеге, что

«тою Улою, з Божьего допущенья, на многих местцах, от поветрея в людех великий упад стал, яко в Витебску, в Чашниках, в Могилеве, в Воронычу и на инших местцах».

Мор, передавшийся литовцам от взятых в Уле пленников, утих только к началу декабря.

^{Мор на русском Северо-Западе. Миниатюра из Лицевого летописного свода}

Конец — делу венец

Итак, чума властно вмешалась в большую политику и предопределила исход борьбы за Улу. Русские воеводы отказались на время — а как оказалось, навсегда — от попыток вернуть потерянную крепость. Однако литовцам от этого сильно легче не стало. Покинуть замок (вернее то, что осталось от него после штурма и пожара) было нельзя — и по чисто военным соображениям, и по идеологическим: война и без того развивалась совсем не так, так представлялось и Сигизмунду, и его панам-раде, и шляхте. Оставление Улы стало бы серьёзным ударом по моральному духу литовского «рыцерства», и без того не слишком высокому. Привести же Улу в порядок было той ещё проблемой, учитывая ставшую притчей во языцех традиционную пустоту в королевской казне и не менее традиционную неповоротливость бюрократии Великого княжества. Великий гетман жаловался в письме князю Роману,

«што так Ваша Милость, милостивый княже, рачиш писати до мене около потреб вшеляких, до будованья замку, на оном же копцу Ульском, спешного и прудкого поратованья, яко людми, жолнери, посохи для роботы, живности, пенезей потребуючи, около того сезде уставичне без перестаня и ден и ночи не всипаючи, пильность и старане працовитое чиню, яковых мог што наборздей подлуг наболшого преможенья и усилованя тыми таковыми потребами Вашу Милость подпереть и посилить».

Сангушко, отчаявшись получить необходимые для восстановления укреплений Улы средства, а также людей и наряд для неё, писал королю, что, быть может, стоит отправить в Москву гонца, чтобы якобы возобновить переговоры о заключении перемирия с московитами, а на самом деле «для того, абы потужнейший способ войны за часом быти мог» — в общем, попробовать выиграть время, чтобы довести до конца работы по восстановлению Улы. В самом деле, в распоряжении исполняющего обязанности польного гетмана было не больше 2000 «пенеязных людей» (наёмников), его собственный почт и немного казаков. В самой Уле сидел ротмистр Тарновский с полутора сотнями «коней» (это по списку, а сколько их было в реальности, знали только Господь и сам пан ротмистр) да ещё несколько сот посошных мужиков, ни шатко ни валко работавших над восстановлением ульских укреплений.

К счастью для князя Романа и для великого гетмана, в Москве в 1569 году уже и не помышляли о возвращении Улы. После того, как спала первая горячка, вызванная известием о её утрате, и сам царь, и думные бояре, и разрядные дьяки с подьячими вздохнули с облегчением. Удержание крепости в глубине неприятельской территории в условиях, когда приграничные уезды были изрядно опустошены и войной, и мором, и голодом, превращалось в замысловатый квест, а тут ещё и резкое обострение отношений с Крымским ханством и стоявшим за его спиной Стамбулом! Внимание Москвы всё больше переключалось на южный «фронт», что нетрудно заметить при анализе разрядных записей: события на «крымской украйне» явно выходят в них на первый план. Вряд ли была случайной растущая пассивность русских воевод на литовском «фронтире». В Москве явно решили сконцентрировать силы и средства на разрешении крымского вопроса, а на литовском «фронте» согласиться на перемирие на условиях uti possidetis (поскольку владеете).

Судьба Улы была предопределена. По условиям перемирия Москва молчаливо согласилась с тем, что крепость остаётся под властью Вильно. Позже события развивались таким образом, что ей и подавно стало не до этой пограничной крепости. С утратой Полоцка в ходе Баториевой войны Ула окончательно отошла Речи Посполитой и оставалась на её территории до конца XVIII века.

Литература и источники

Акты, относящиеся до истории Западной России, собранные и изданные Археографическою Коммиссиею. — Т. II. — СПб., 1848.