В Средние века была первая инквизиция, основанная для борьбы с врагами Церкви – альбигойцами и ложно крестившимися евреями. Донос в первой инквизиции требовал доказательств, а следствие не было тайным. Наряду со многими приговорами, осуждавшими виновных к наказаниям, эта инквизиция вынесла и много оправдательных приговоров[604].
В XVI в. работала вторая инквизиция, которая не оправдывала ни в каком случае, а для доноса не требовалось никаких доказательств. И дожила она до Наполеоновских войн. Предметом ее деятельности, так же как и у юстиции римских императоров, было преследование ведьм и колдунов[605].
Как видим, этот момент – важный индикатор, характеризующий сдвиги в этническом сознании, порожденные новой фазой этногенеза. Ведь в европейском Средневековье, так же как и в республиканском Риме, отношение к проблеме было диаметрально противоположным: ведьм и колдунов не преследовали.
Так, в лангобардском и франкском законодательстве IX в. за донос на женщину, что она летала по воздуху и наводила какое-то колдовство, доносчика наказывали: лангобарды – тюремным заключением, а франки – смертной казнью. То есть такой донос заведомо считался злостным оговором и клеветой, ибо каждому нормальному человеку здесь было ясно, что женщина на помеле летать по воздуху не может. И наказывали доносчиков! В XI в., правда, перестали наказывать, но и дело к рассмотрению не принимали. В XIII в. дела стали принимать к рассмотрению, но по большей части оправдывали. Но пришла эпоха Возрождения, и всех, кто отклонялся от следования идеально средней норме, стали истреблять. 200 лет пылали костры, и только Наполеоновские войны прекратили эту охоту за ведьмами в «просвещенной» Западной Европе: предпоследнее сожжение произошло в Севилье в 1792 г., а через два года в протестантской Швейцарии в последний раз по такому доносу сожгли какую-то несчастную женщину.
Как видно из этого примера, занимались этим одинаково усердно и католики, и протестанты. Следовательно, причина действительно лежала не в области религиозных разногласий, а в общем поведенческом сдвиге всех членов расколотого «христианского мира».
Таким образом, инерционный период, который я сейчас описываю, бесспорно, имеет свои отрицательные стороны, но имеет и свои достоинства. Сейчас скажем немножко о положительных сторонах. Гармоничные люди, которые удовлетворялись своей судьбой и своим положением, имели полную возможность делать великолепную карьеру. Они выполняли свои обязанности и получали за это огромную мзду: в европейский период – с колоний, в римский период – с провинций; в общем, за счет захваченных территорий. Если их число, скажем, превысило бы возможное количество благ, то что им оставалось бы делать? Англичане, как мы знаем, нашли великолепный выход – майорат. Только старший сын может наследовать имущество своего отца-лорда, а остальные, пожалуйста, служите в колониальных войсках. Большая часть не вернется, а кто вернется – с деньгами, их и обеспечивать не надо.
Вспомните роман У. Коллинза «Лунный камень». Из двух сыновей лорда Гернкастля старший получил титул и имение, а младший, Джон, определился в военную службу. Но «слишком большая строгость в армии была не по силам высокородному Джону. Он отправился в Индию, посмотреть, так же ли там строго, и понюхать пороху. Что касается храбрости, то надо отдать ему должное, он был смесью бульдога, боевого петуха и дикаря». Естественно, что в колониях «беспокойный характер Гернкастля» проявился в полную силу. Уже полковником он возвращается в Англию «с такой репутацией, что перед ним заперлись двери всех его родных», мужчины не пускают его в свои клубы, женщины, на которых он хочет жениться, отказывают ему. От скуки полковник начинает курить опиум, собирает старые книги, производит «какие-то странные химические опыты», веселится «с самыми низкими людьми» в лондонских трущобах и наконец умирает в полном одиночестве, окруженный только экзотическими животными, привезенными из Индии. Все свои деньги он завещает на основание кафедры экспериментальной химии в одном из северных университетов и на уход за своими животными.
Вот образчик судьбы пассионарного человека в инерционной фазе: он презирается обществом и умирает, не оставив законных потомков.
Так определились у европейцев в этой фазе склад пассионарности и наклонность к колониальным захватам, потому что при такой технике и, самое главное, при том уровне пассионарности, какие были у англичан, голландцев, французов и даже у испанцев и португальцев, они имели колоссальный перевес над народами более старыми, родившимися ранее, чем они, и поэтому еще менее пассионарными, менее энергичными.
За пределами Европы
Пассионарный толчок в Африке довольно четко прослеживается. Он произошел на рубеже нашей эры, тогда же, когда и в Византии. Византия, как вы знаете, была захвачена в XV в. турками, а с XV в. Западную Африку с потрясающей легкостью захватывали европейцы, почти не встречая сопротивления.