— Гамбург… Он же в английской зоне. — Я возражаю, а сам думаю: «Ну и что, английская?! Ребята вот потихоньку в Париж ездили…»
Достали мы с Василем письма Гертруды. Глянул я на солдатскую книжку. «Мой немец» с карточки, показалось, глядел насмешливо.
Вдруг до мелочей явственно вспомнилось, как бежал я со шприцем в руках…
— Едем, — говорю, — Василь. Завтра же едем в Гамбург.
* * *
Рано утром начистил Василий мне сапоги. Надел я все ордена и медали. Глянул на себя в зеркало. На всякий случай беру запасную обойму для пистолета и сажусь за руль трофейного «Опеля». Адъютант с автоматом сел рядом.
В Берлине хрустела под шинами битая штукатурка, шуршали пустые ленты и гильзы от пулемета. У наших солдатских кухонь стояли с посудой дети и женщины.
Границы зон были в то время не строгие.
После полудня мы с Василем благополучно прибыли в Гамбург. В отличие от бетонного, свинцового цвета Берлина, Гамбург был веселее — в нем было много домов из красного кирпича. Середина города сильно разрушена, завалы на улицах. На этажах висели скелеты кроватей, водопроводные трубы. В прогалах между домами уже сколочены были фанерные лавки.
Шла торговля. Изможденные люди катили по улицам тачки со скарбом. Встретилась группа английских солдат — никаких подозрений к нашей машине.
Окраины были почти совсем не разрушены. Дымились фабричные трубы. Но улицы были пустынны. Встретился нам старичок в синей шляпе, с портфелем без ручки. Остановились.
— Говорите по-русски, — сказал старик, — я вас лучше пойму.
— Откуда вы знаете?..
— Я жил в Санкт-Петербурге…
Старик рассказал нам, как ехать на Егерь аллею…
И вот я стою с адъютантом у дома. Двухэтажный кирпичный дом с крышей из глазированной черепицы. Не мешкая поднимаемся наверх. Аккуратно обитая дверь. Глазок в двери.
Нажимаю кнопку звонка. Адъютанту шепчу: «Предельная вежливость…» Шлепанье туфель за дверью. Голос: «Вер из дас?» Щелкнул замок.
В узком полутемном коридоре стояла женщина в вишневого цвета халате. Длинная шея. Впалые щеки на изможденном лице.
— Фрау Дениц?
— A-я. Вас волен зи? (Да. Что вы хотите?) — Фрау увидела звездочку на фуражке и строго вытянулась.
Я представился и сказал, что надо поговорить.
— Пожалуйста. Проходите…
Вот он, дом «моего немца». Тихо. Чисто. Тикают большие часы. Зеленоватого цвета обои. Красивая люстра в просторной комнате.
Черный рояль. На рояле литая солдатская голова в шлеме. На стене распятие из черного дерева. Оленьи рога. И в узкой позолоченной раме — знакомое мне лицо.
— Вас волен зи? — повторила немка вопрос, с тревогой глядя то на меня, то на Дерделю, загородившего весь коридор. У немки лицо смертельно усталого человека.
— Где ваш муж, фрау Дениц?
— Лежит в России.
Из боковой комнаты на разговор вышла девочка лет двенадцати с книжкой.
— Фрау Дениц, я знал вашего мужа…
Сквозь слезы молча немка глядела на солдатскую книжку. Я протянул ей письма и наградной крест.
— Как это было? — спросила немка почти шепотом.
Коротко я рассказал, как это было.
— Говорите, он улыбался?.. — немка вдруг начала глотать воздух и упала на колени перед распятием.
— Мой бог! Мой бог!..
Заплакала, подбежала к матери девочка.
Я взглянул на Дерделю. Он растерянно переминался у входа. Я тоже смутился. Один только Каспар Дениц бодро глядел со стены.
Я подошел к немке.
— Мы уходим, фрау Дениц…
Немка нашла силы подняться. Подошла к столу и протянула мне крест.
— Возьмите. Это же ваш трофей.
Хрипло три раза пробили большие часы. Дверь за нами пошла закрывать девочка.
…Ночью благополучно мы вернулись в Берлин. А утром я пошел к генералу и рассказал о поездке. Генерал слушал меня с интересом. Молчал. Глядел в пепельницу. А потом сказал: «Жестокий ты человек, Николай…»
* * *
Мы сидим на теплом песке. Море качает маленький катеришко. В темноте сейчас видно только зеленый фонарик и мелкую зеленую рябь на воде.
— Ну а вы, Николай Ефимович, что генералу?..
Доктор молчит, пересыпает в ладонях теплый песок.
— Ничего не ответил… У меня немцы сестру повесили в Краматорске. Там же племянника расстреляли. Племянницу Нину танкисты на руках вынесли из-за проволоки в Бухенвальде. На ногах не стояла от истощения. Я это мог сказать генералу. А не сказал. У генерала жена и дочь погибли в селе под Житомиром…
С катера кто-то кричит в темноту:
— Лида! Лида, утром зайди на базар, арбуз купи!.. Арбуз, говорю!..
Мы поднимаемся. Угадывая тропинку между кустами, идем к домам.
— Двадцать пять лет… Многое позабылось, а случай в 42-м и эта поездка в Гамбург — как будто вчера…
Бердянск.
Подкидыш
В июне у птиц появилось потомство. И те, кто часто бывает в лесу, могли (если им повезло) увидеть эту драматическую сцену: небольшая птица кормит огромного прожорливого птенца.