Полное собрание сочинений. Том 6.

— «Я то привычный. Попросите меня у урядника. Для васъ онъ отпуститъ: a мнѣ и нужно».

Я вошелъ въ кордонъ, попросилъ урядника, онъ отпустилъ Кирку и уже совсѣмъ темнѣло, когда мы съ нимъ пошли назадъ въ камыши по узенькой, чуть замѣтной тропинкѣ. Я разговорился съ Киркой и наружность его не обманывала меня, у него ужасно много доброты и яснаго здраваго смысла и маленькаго веселаго юмора.

— «Что», спросилъ я его: «скучно, я думаю, бываетъ на кордонѣ?»

— «Отчего скучно?» спросилъ онъ.

— «Да отойти нельзя и теперь вѣдь очень опасно. Говорятъ, абреки переправляются». —

— «Ничего, мы привыкли. Наше дѣло такое; еще думаешь себе: приди, батюшка. Вѣдь намъ еще лестно; вотъ хоть бы я, еще и ни разу не стрѣлилъ въ человѣка. Ну старики, тѣ ужъ отдаляются. Тоже и на кордонѣ пьютъ, спятъ.

— «А въ походъ ты желаешь идти?»

«Какже не желать; на то и казакъ, чтобы въ походы ходить.

— «Пойдешь зимой?»

— «Да какъ Богъ дастъ. Коня не могу справить. Пѣшкомъ нельзя и теперь стыдно».

Я слышалъ отъ Ерошки, что пріобрѣтенье лошади составляетъ всѣ мечты и Кирки и всего его семейства. Мнѣ пришло въ голову подарить ему лошадь. Я ровно вчера выигралъ 50 р. Повѣришь ли, что этотъ молодой мальчикъ съ своимъ пушкомъ на подбородкѣ такъ импонируетъ своей непосредственностью и красотой, что я долго колебался предложить ему лошадь, боясь оскорбить его. Я сначала предложилъ ему выпросить его въ походъ въ драбанты (это вродѣ ординарцевъ даются казаки офицерамъ, хотя совершенно противузаконно). Онъ сказалъ, что радъ будетъ.

— «Да вѣдь вы не любите нашихъ», сказалъ я.

— «Э! это старухи только», сказалъ онъ, смѣясь: «имъ все, что по не старому, то и тошно. Отчего не любить».

Я предложилъ ему лошадь. Онъ не повѣрилъ сначала, но я сказалъ, что взаймы и что даже сейчасъ, какъ придемъ, дамъ ему деньги. Всю остальную дорогу онъ молчалъ. Я тоже. Мнѣ было удивительно хорошо на душѣ. Все, что я видѣлъ, казалось прекрасно, ново: и мракъ, сгущавшійся на лѣсъ, и вѣтеръ, шумно и высоко говорящій въ вершинахъ, и дикіе крики шакаловъ близко по обѣимъ сторонамъ дороги. На душѣ легко, ясно, въ тѣлѣ сильная здоровая усталость и голодъ; природа вездѣ со всѣхъ сторонъ и въ тебѣ самомъ.

Я отдалъ Киркѣ деньги. Онъ только сказалъ, что отдастъ къ осени, и не поблагодаря ушелъ. Онъ не могъ благодарить и не понималъ, какъ благодарить за вещь, не имѣющую для него никакого смысла. Я смотрѣлъ въ окно на него, когда онъ вышелъ. Онъ шелъ опустивъ голову и недоумѣвающе разводилъ руками.

Моего хозяина дочь подбѣжала къ нему. Они остановились и заговорили о чемъ-то. Какая прелесть эти два человѣка. Марьяна — верхъ женской красоты. Эта стройность, сила, женская грація и глаза, которые только я видѣлъ изъ ея лица, но глаза, которымъ подобнаго я ничего не видывалъ. Впрочемъ до другаго раза о Марьянѣ. Она стоитъ цѣлаго письма. Нынче я усталъ. Я пообѣдалъ или поужиналъ, дописалъ за чаемъ тебѣ это письмо и усталый, счастливый ложусь спать. А завтра опять иду на охоту.

Вотъ тебѣ кусочекъ моей жизни, бѣдный, жалкій кусочекъ въ сравненіи съ дѣйствительностью. Но прощай. —

[ Позднѣе:] Мнѣ хорошо, очень хорошо, но по правдѣ сказать, от чего-то грустно, сладко грустно, но грустно.

Глава 3-я.

Возвращаясь въ этотъ вечеръ домой съ Киркой, Ржавскій, узнавъ, что у него нѣтъ лошади, которая составляетъ всѣ его желанія, подарилъ ему 50 р. на лошадь. И это непривычное доброе дѣло произвело то неясное волненіе и христіанское настроеніе, которое отражалось въ письмѣ его къ пріятелю.

<Ему казалось, что Кирка отъ неожиданнаго счастья и отъ наплыва новыхъ мыслей, подтвержденныхъ дѣломъ, не могъ найти словъ благодарить его, ему казалось, что хозяева его, что Петровъ, что стѣны хаты, его собака — весь міръ любилъ его и другъ друга. Онъ былъ такъ доволенъ собой, что ему стало грустно, что онъ такой прекрасный, сильный, здоровый и красивый молодой человѣкъ, а почти никто не знаетъ этаго.>

[б) Вторая редакция конца.]