Полное собрание сочинений. Том 4. Туманные острова

Эти строчки я пишу уже на борту у Кубышкина. Самолет сильно трясет. Ребят укачало. Кое-кто спит. Пес Механик свернулся калачиком под ногами радиста. Пятеро ребят на ящиках режутся в «дурака». Давайте познакомимся с ними. Вот крайний, в серой мохнатой шапке — Леонтьев Евгений, гидролог. Минувшей ночью он дежурил на кухне, сегодня проспал, опоздал к самолету. Летчики ругались, но ждали — очень нужный сейчас на станции человек. Признался мне: «Мечтаю написать книгу об Антарктиде».

Рядом с Евгением — высокий сварщик Дмитрий Степанов. Я не успел узнать его близко. Знаю только, что он решил отпустить бороду и не бриться до самого дома. Начало бороды уже есть.

Электрик Леонид Емельянов. Сидит, пишет письмо. Мы с Леней летели от самой Москвы.

Пишет каждый день по письму. Отправить собирается с кораблями, которые идут сейчас в Антарктиду. «Невесте пишешь?» — шутят ребята. Леня улыбается и краснеет…

Вот прямо против меня быстроглазый порывистый Саша Дронин. Он будет строителем на «Молодежной». Покровитель Механика, успел обучить собачонку прыжкам через руку, гавкать, когда прикажет. Это стоило Сашке двух кило сахара.

И, наконец, самый интересный из пятерых — Иван Гаврилович Карпушов. У него уже внук ходит в девятый класс, но выглядит он молодцом.

С виду неповоротлив. Куртка и сапоги достались ему самых малых размеров. Когда снаряжалась экспедиция, никак не могли быстро добыть какие-то нужные трансформаторы, электросверла, стекло, еще какие-то мелочи. Иван Гаврилович взялся и добыл. Но он не снабженец. Он бетонщик. И он же арматурщик, электрик, хороший повар, связист, может ремонтировать телевизоры, крутить кинофильмы. Сейчас он всех обыграл в «дурака» и, надвинув на брови берет, листает замасленную инструкцию «Самолет Ли-2. Мандолина в самолете, между прочим, тоже его…

Летим над Землей Эндерби. Земли не видно — сверкающий, полированный снег. Из снега, как шахтные терриконы, торчат горы Скотта. Но мне не придется любоваться снежным пейзажем. Подсел радист самолета Валя Медведев, положил тетрадку стихов: «Писал в Арктике. И тут кое-что написал…».

Тут в Антарктиде, еще больше начинаешь любить человека. Снег, пустота, холодище. А человек живет. Строит, наблюдает ночами звезды, слушает какие-то шумы галактик, меряет лед, пишет стихи. У радиста целая тетрадка стихов. А нос у радиста, кажется, обморожен. Это, наверное, в последний полет на «Востоке».

Последние несколько строчек дописываю уже на «Молодежной». Очень тепло. Ребята ходят без шапок, в одних свитерах. Зеленые и ярко-красные домики и все те же голубые айсберги. Станция живет по московскому времени.

Сейчас отдам телеграмму радисту Яше Баранову и буду помогать ставить палатку. Людей в «Молодежной» собралось много, домиков всем не хватило.

_{Станция «Молодежная», Антарктида.}

 _{25 декабря 1963 г.}

Восьмерка

После снежных катакомб Мирного станция «Молодежная» показалась курортом. Веселые, разноцветные кубики домов и главное — земля. Глаза, истосковавшиеся по земле, наконец видят ее. Под ногами гремят серые и красные камни. Камни горячие. На одном из них жесткие, как проволока, кустики мха. Это все, что может расти в Антарктиде. Каменные острова среди снега тут называют оазисами — камни собирают тепло. Рядом с «оазисом» деревянная будка метеоролога. Из-за окошка видно, как над каменным островом, окруженным снегами, дрожат, переливаются струи теплого воздуха. Точь-в-точь как степь в жаркий июльский день.

В другое окно мне видны восемь парней. Сидят на камнях по пояс голые — загорают. Один из парней даже в трусах. Новички, прилетевшие самолетом из Мирного, на такое пока не решаются — нет закалки. Неделю назад на станции «Восток» я видел людей, закутанных в меховую одежду, до самых глаз натянуты свитера: иначе мороз обожжет легкие. Летчики кричали: — Скорей, скорей! Застынут моторы…

Сейчас те же летчики в расстегнутых куртках просят у повара квасу — жарко. Но вы ошибаетесь, если в самом деле примете за «курорт» этот кусок земли, не занесенный снегами…

9 апреля 1963 года. Прощальный день. Дизель-электроход «Обь» разгружается у ледяного барьера. Снежный ветер угонял судно в море, как нитки, рвались якорные тросы. «Обь» держалась носом по ветру. Спешно выгружались на берег ящики, бочки, тюки. Под вечер «Обь» с тревожными гудками ушла курсом на теплый север. На берегу остались восемь человек. Они хватались руками за камни, чтобы устоять на ураганном ветру. Еще один, последний гудок. И все. Люди остались одни. Ни зверя, ни птицы вокруг. За спиной тысячи километров пустынного льда. Людям остались два домика, дизель, дающий тепло и свет, два трактора, гора продуктов, шестьдесят фильмов, тысяча пятьсот книг, радиостанция, приборы и тридцать шариков от пинг-понга.

Люди остались в тесном кругу. У каждого свой характер, свои слабости и привычки.