Этот опыт колчакии для нас самый ценный опыт, он нам в небольшом размере показывает то, что происходит во всем мире, он показывает нам настоящие источники, – и источники непобедимые, источники неискоренимые, – того, чем большевики сильны. Мы казались бессильными, когда Сибирь была в руках наших врагов. Теперь вся эта гигантская сила развалилась. Почему? Потому, что мы были правы в своей оценке империалистской войны и ее последствий, были правы, когда говорили, что из этой войны человечество по-старому не выйдет, – люди так исстрадались, измучились, озлобились на капитализм, что настанет господство рабочего класса и установится социализм. Тут говорили о «середине», и я прекрасно знаю, что об этой середине правые эсеры и меньшевики мечтают, что лучшие люди из этих промежуточных партий мечтают совершенно искренне об этой середине, но мы на опыте целых стран, на опыте народов знаем, что это пустейшие мечты, потому что средины нет в этом царстве Учредительного собрания, где Черновы и Майские начинали еще раз министерские карьеры и где получился полный развал. Что это – случайность или большевистский наговор? Но ведь этому никто не поверит! И если они начинали с такой веры в Учредительное собрание и окончили таким развалом, то это еще раз подтверждает то, что большевики правы, когда говорят: либо диктатура рабочего класса, диктатура всех трудящихся и победа над капитализмом, либо самое грязное и кровавое господство буржуазии вплоть до монархии, которую Колчак установил, как это было в Сибири. И теперь я могу, переходя от уроков и выводов по отношению к Сибири, закончить небольшим указанием на международное положение.
Товарищи, во внутреннем положении мы теперь сделали тот громадный шаг вперед, что миллионы русских крестьян, которые год тому назад еще совершенно несознательно смотрели на мир божий, верили на слово всякому, кто красно говорил об Учредительном собрании, падали духом от тягот большевизма, бежали прочь по первому призыву к борьбе, – крестьяне пережили с тех пор неслыханно тяжелый кровавый опыт господства немцев на юге, и они из этого опыта научились многому. Мы бесконечно сильными стали потому, что миллионы научились понимать, что такое Колчак; миллионы крестьян Сибири пришли к большевизму, – там поголовно ждут большевиков, – не из наших проповедей и учений, а из собственного опыта, из того, что они социалистов-революционеров звали, сажали, а из этого посаждения на власть эсеров и меньшевиков вышла старая русская монархия, старая держиморда, которая во время «демократии» принесла неслыханное насилие стране. Но это излечение народа многого стоит.
Посмотрите на международное положение. Разве в этом отношении за пережитый год мы не сделали неслыханных шагов вперед, после того, что было год назад? Разве тогда от нас не отвернулись даже преданные революции люди, которые говорили, что большевики сдали Россию хищникам-немцам, что Брестский мир доказал, что сделана непоправимая ошибка, и разве не считали они, что только союз демократической Франции и Англии спасет Россию? И что же? Через несколько месяцев после прошлогоднего кризиса Брестский мир{13} распался. Прошло полгода после 9-го ноября 1918 г., когда была разбита Германия, и после полугодовых усилий империалисты французские и английские заключили мир{14}. И что же дал этот мир? Он дал то, что все рабочие, которые до сих пор стояли на стороне приверженцев французских и английских империалистов, проповедовавших войну до конца, – они все переходят теперь не по дням, а по часам на нашу сторону и говорят себе: «Нас четыре года обманывали, вели на войну. Во имя свободы нам обещали поражение Германии, победу свободы, равенства и победу демократии, а вместо этого нам преподнесли Версальский мир, – недостойный насильственный мир в интересах грабежа и наживы». Наше положение за этот год было положением тяжелой борьбы за победу международной революции. И наше положение, если сравнить его с положением врагов, было такое, что мы с каждым шагом приобретали себе во всем мире все больше союзников. И сейчас мы видим, что то, что немцы считают со своей империалистической точки зрения поражением, то, что французы и англичане считают полной победой, – это есть начало конца для английских и французских империалистов. Рабочее движение теперь не по дням, а по часам растет. Рабочие требуют удаления иностранных войск из России и свержения Версальского мира. Мы стояли перед Брестским миром одинокими, он распался, и на его место явился Версальский мир, который душит Германию.