Полное собрание сочинений. Том 2

Но Сисмонди и не думал ограничиваться такой ролью (которая даёт ему почётное место среди экономистов). Он, как мы видели, пытался разрешать сомнения и пытался крайне неудачно. Мало того, он обвинял классиков и их науку не за то, что она остановилась перед анализом противоречий, а за то, что она будто бы следовала неверным приёмам. «Старая наука не учит нас ни понимать, ни предупреждать» новые бедствия (I, XV), говорит Сисмонди в предисловии ко 2-му изданию своей книги, объясняя этот факт не тем, что анализ этой науки неполон и непоследователен, а тем, что она будто бы «ударилась в абстракции» (I, 55: новые ученики А. Смита в Англии бросились (se sont jetés) в абстракции, забывая о «человеке») – и «идёт по ложному пути» (II, 448). В чём же состоят обвинения Сисмонди против классиков, позволяющие ему сделать такой вывод?

«Экономисты, наиболее знаменитые, слишком мало обращали внимания на потребление и на сбыт» (I, 124).

Это обвинение повторялось со времён Сисмонди бесчисленное множество раз. Считали нужным выделять «потребление» от «производства» как особый отдел науки; говорили, что производство зависит от естественных законов, тогда как потребление определяется распределением, зависящим от воли людей, и т. п., и т. п. Как известно, наши народники держатся тех же идей, выделяя на первое место распределение[144].

Какой же смысл в этом обвинении? Оно основано лишь на крайне ненаучном понимании самого предмета политической экономии. Её предмет вовсе не «производство материальных ценностей», как часто говорят (это – предмет технологии), а общественные отношения людей по производству. Только понимая «производство» в первом смысле, и можно выделять от него особо «распределение», и тогда в «отделе» о производстве, вместо категорий исторически определённых форм общественного хозяйства, фигурируют категории, относящиеся к процессу труда вообще: обыкновенно такие бессодержательные банальности служат лишь потом к затушёвыванию исторических и социальных условий. (Пример – хоть понятие о капитале.) Если же мы последовательно будем смотреть на «производство», как на общественные отношения по производству, то и «распределение», и «потребление» потеряют всякое самостоятельное значение. Раз выяснены отношения по производству, – тем самым выяснилась и доля в продукте, приходящаяся отдельным классам, а следовательно, «распределение» и «потребление». И наоборот, при невыясненности производственных отношений (напр., при непонимании процесса производства всего общественного капитала в его целом) всякие рассуждения о потреблении и распределении превращаются в банальности или невинные романтические пожелания. Сисмонди – родоначальник подобных толков. Родбертус тоже много говорил о «распределении национального продукта», «новейшие» авторитеты Эфруси созидали даже особые «школы», одним из принципов которых было особое внимание к распределению[145]. И все эти теоретики «распределения» и «потребления» не сумели разрешить даже основного вопроса об отличии общественного капитала от общественного дохода, все продолжали путаться в противоречиях, перед которыми остановился А. Смит[146]. – Проблему удалось решить лишь экономисту, никогда не выделявшему особо распределения, протестовавшему самым энергичным образом против «вульгарных» рассуждений о «распределении» (ср. замечания Маркса на Готскую программу, цитированные у П. Струве в «Критических заметках», с. 129, эпиграф к IV гл.)[147]. Мало того. Самое разрешение проблемы состояло в анализе воспроизводства общественного капитала. Ни о потреблении, ни о распределении автор и не ставил особого вопроса; но и то, и другое выяснилось вполне само собой после того, как доведён был до конца анализ производства.