Дробь. IV.
Какъ я уже говорилъ, шесть нед ль траура не оставили во мн почти никакихъ воспоминаний. Хорошее расположеніе духа, которымъ я наслаждался дорогой, разбилось въ дребезги о печаль бабушки, выражавшуюся 78такъ р зко и отчаянно, и о постоянное принужденіе, которое наводилъ на меня видъ обшитыхъ б лой тесемкой рукавчиковъ. — <Теперь я долженъ выступить изъ хронологическаго порядка пов ствованія, для того, чтобы ближе познакомить моихъ читателей съ положеніемъ нашимъ. Ничто такъ не поразило меня въ мой прі здъ въ Москву, какъ странная вн шняя перем на, происшедшая въ Карл Иваныч . —
Почтенная, мною любимая, уважаемая и им ющая въ моихъ глазахъ особенный характеръ достоинства лысина, зачесываемая сзади длинными прядями с дыхъ волосъ и изр дка покрывающаяся красною шапочкой, зам нилась какой-то странной рыжей, масляной оболочкой, называемой парикъ, какъ я узналъ впосл дствіи. Я говорю странной оболочкой, потому что д йствительно не нахожу другаго названія для этой штуки. Только впосл дствіи я узналъ, что штука эта им ла назначеніе зам нять волоса и походить на нихъ; тогда же, кладя руку на сердце, я никогда бы не подумалъ этаго.
Синій фракъ съ м дными пуговицами на плечахъ, облаченіе въ который означало всегда что-то необыкновенное и располагало меня къ праздничному расположенію духа, употреблялся ежедневно, а новый, черный фракъ съ узкими, узкими фалдочками, произведенiе друга Sch"onheit, зам нялъ его въ торжественныхъ случаяхъ, казинетовые штаны, на которыхъ я зналъ каждую заплаточку и пятнушко, переданы Николаю. Однимъ словомъ, Карлъ Иванычъ ужъ не тотъ и много прелести и достоинствъ потерялъ въ моихъ глазахъ. —>
Н сколько дней посл прі зда онъ повелъ насъ гулять. «Nun, liebe Kinder», 79началъ онъ своимъ торжественнымъ тономъ: «теперь уже вы большія д ти, вамъ можно понимать», посадивъ насъ около себя на скамейк въ уединенномъ м ст въ Нескучномъ саду. Несмотря на парикъ, онъ въ эту минуту былъ т мъ же старымъ, добрымъ Карломъ Иванычемъ. «Потеря, которую вы сд лали, невозвратима; но что же д лать? я чувствую ее такъ же, какъ и вы», сказалъ онъ съ такимъ трогательнымъ выраженіемъ, что нельзя было сомн ваться въ искренности его словъ. «Теперь Dіе Gr"afin, ваша бабушка <(онъ никогда [не] забывалъ прибавлять die Gr"afin, говоря о ней) заступила ея м сто и будетъ для васъ второй маменька. Любите его, любите его, д ти!» Онъ помолчалъ немного. — «Die Gr"afin, ваша бабушка, осталась одна; — вы д ти. Она любитъ васъ, какъ вашу мать, и просила Петра Александровича, ваша папенька, оставить васъ у нея». —>
— «А папа гд будетъ жить, Карлъ Иванычъ? спросилъ Володя.
— «Онъ скоро прі детъ, будетъ жить во флигел и на учителей будетъ платить за васъ: такъ хот ла сама die Gr"afin, ваша бабушка. <Теперь, д ти, я вамъ скажу о своей участьи — вы можете понимайть. Одна покойный ваша маменька Иртеньева, Наталь Николаевна, сказалъ онъ, поднимая руки къ небу, — одна ваша маменька понимала меня и любила старика глухаго Карла Иваныча. Я поступилъ къ вамъ, Володя былъ еще у кормилицы, а Николенька не родился. Когда у Володъ была горячка, я не смыкалъ глазъ 2 нед ли......» Вдругъ Карлъ Иванычъ остановился и прекратилъ свою р чь на м ст , хотя н сколько разъ слышанномъ мною, сл довательно, не новомъ но не мен е того возбуждавшемъ всегда во мн удивленіе къ его доброд телямъ. Теперь мн особенно пріятно было слышать п снь, хотя уже давно изв стную, но всегда трогательную, такъ какъ она обращалась въ первый разъ прямо къ намъ, какъ къ лицамъ, заслуживающимъ его дов рія <— обстоятельство, доставлявшее тогда великое удовольствіе моему самолюбію>. Другъ портной Sch"onheit, н которые люди, Володина горячка, неблагодарность — все въ давно изв стномъ мн методическомъ порядк вышло на сцену.
«Но многоуважаемая dіе Gr"afin, ваша бабушка, не любитъ меня, я, я долженъ буду съ вами разстаться».
Бабушка хочетъ зам нить намъ мать. Горизонтъ моей будущности начиналъ проясняться. Но я горько ошибался, воображая, что бабушка посл перваго припадка горести будетъ тою же пріятной старушкой, какою я зналъ ее. Горесть странно под йствовала на ея характеръ. —