Полное собрание сочинений. Том 18. Материализм и эмпириокритицизм

Пуанкаре, например, вполне в духе Маха выводит законы природы – вплоть до того, что пространство имеет три измерения, – из «удобства». Но это вовсе не означает: «произвольный», спешит «поправить» Рей. Нет, «удобный» выражает здесь {{приспособление к объекту» (курсив Рея, стр. 196). Нечего сказать, великолепное разграничение двух школ и «опровержение» материализма… «Если теория Пуанкаре отделяется логически непереходимой пропастью от онтологического истолкования механистской школы» (т. е. от признания этой школы, что теория есть снимок с объекта)… «если теория Пуанкаре способна служить опорой для философского идеализма, то, по крайней мере, на почве науки она согласуется очень хорошо с общим развитием идей классической физики, с тенденцией рассматривать физику, как объективное знание, столь же объективное, как и опыт, т. е. как ощущения, из которых опыт исходит» (200).

С одной стороны, нельзя не сознаться; с другой стороны, надо признаться. С одной стороны, непереходимая пропасть отделяет Пуанкаре от неомеханизма, хотя Пуанкаре стоит посредине между «концептуализмом» Маха и неомеханизмом, а Мах будто бы вовсе не отделен никакой пропастью от неомеханизма. С другой стороны, Пуанкаре вполне согласим с классической физикой, всецело, по словам самого Рея, стоящей на точке зрения «механизма». С одной стороны, теория Пуанкаре способна служить опорой философского идеализма, с другой стороны, она совместима с объективным толкованием слова «опыт». С одной стороны, эти дурные фидеисты извратили смысл слова «опыт» путем незаметных уклонений, отступая от правильного взгляда, что «опыт есть объект»; с другой стороны, объективность опыта значит только, что опыт есть ощущения, – с чем вполне согласен и Беркли, и Фихте!

Рей запутался потому, что поставил себе неразрешимую задачу: «примирить» противоположность материалистической и идеалистической школы в новой физике. Он пытается ослабить материализм неомеханистской школы, подводя под феноменализм взгляды физиков, считающих свою теорию снимком с объекта[185]. И он пытается ослабить идеализм концептуалистской школы, отсекая самые решительные заявления ее сторонников и толкуя остальные в смысле стыдливого материализма. До какой степени фиктивно при этом, вымученно отречение Рея от материализма, показывает, например, его оценка теоретического значения дифференциальных уравнений Максвелла и Герца. Для махистов то обстоятельство, что эти физики ограничивают свою теорию системой уравнений, есть опровержение материализма: уравнения – и все тут, никакой материи, никакой объективной реальности, одни символы. Больцман опровергает этот взгляд, понимая, что он опровергает феноменологическую физику. Рей опровергает его, думая защищать феноменализм! «Нельзя отказываться, – говорит он, – от причисления Максвелла и Герца к «механистам» на том основании, что они ограничились уравнениями, подобными дифференциальным уравнениям в динамике Лагранжа. Это не значит, что, по мнению Максвелла и Герца, мы не сможем построить механическую теорию электричества на реальных элементах. Напротив, возможность этого доказывается тем фактом, что электрические явления представляет теория, форма которой тождественна с общей формой классической механики» (253)… Неопределенность в теперешнем решении проблемы «будет уменьшаться по мере того, как точнее будет вырисовываться природа тех количественных единиц, т. е. элементов, которые входят в уравнения». Неисследованность тех или иных форм материального движения не является для Рея поводом к отрицанию материальности движения. «Однородность материи» (262), – не как постулат, а как результат опыта и развития науки, «однородность объекта физики», – вот что является условием применимости измерений и математических вычислений.

Вот оценка Реем критерия практики в теории познания: «В противоположность посылкам скептицизма мы имеем право сказать, что практическая ценность науки вытекает из ее теоретической ценности» (368)… О том, что эти посылки скептицизма совершенно недвусмысленно приняты Махом, Пуанкаре и всей их школой, Рей предпочитает умолчать… «И та и другая ценность суть две неразрывные и строго параллельные стороны ее объективной ценности. Сказать, что данный закон природы имеет практическую ценность… сводится, в сущности, к тому, чтобы сказать, что этот закон природы имеет объективное значение… Воздействие на объект предполагает изменение объекта, реакцию объекта, соответствующую нашим ожиданиям или предвидениям, на основании которых мы это воздействие предприняли. Следовательно, эти ожидания или эти предвидения содержат в себе элементы, контролируемые объектом и нашим действием… В этих различных теориях есть, значит, часть объективного» (368). Это вполне материалистическая и только материалистическая теория познания, ибо другие точки зрения и махизм в особенности отрицают объективное, т. е. не зависящее от человека и человечества значение критерия практики.