Полное собрание сочинений. Том 12. Ключи от Волги

Судьба трех парней неизвестна. Возможно, они улетели из Невона, не дождавшись начала работ. Но для меня эти трое ребят, стоящих над белой рекой, и есть начало всего, чем потеплели сегодня ангарские берега.

Первые строители.

Семнадцать лет — немалое время. Однако на часах деревеньки, проспавшей у Толстого Мыса без малого три столетия, это было всего лишь мгновение. Деревенька за это время не изменилась и была для памяти некоей точкой опоры: «Тут проходила дорога, в эту сторону — Мыс, там дальше «Лосята» — два острова Ангары…»

— Вспоминайте, вспоминайте, — улыбался молодой летчик. — И запоминайте: тут все меняется на глазах.

Все изменилось неузнаваемо! Под вертолетом проплывал молодой город: дороги, массивы многоэтажных строений, «Жигули» у домов, как в Москве, — под брезентом, ребятишки у школы по лужам гоняют мяч, молодые мамы с колясками, орудовец «стружку снимает» с водителя самосвала…

— Семьдесят тысяч жителей! — кричит мне в ухо механик, наблюдающий, чтобы в азарте съемок фотограф не выпал в открытую дверь вертолета.

Город — справа и слева по Ангаре. Тайга уступила ему пространство. Но сверху видно: это всего лишь большой обитаемый остров в океане лесов — 250 километров до Братска, 850 — до Иркутска.

— Плотина… — показал глазами механик на темный брус, лежавший поперек Ангары.

Я помню волшебный момент, знакомый любому фотографу: на белом листе бумаги, опущенном в жидкость, вдруг возникает изображение — лица, деревья, дома… В моей памяти Ангара была белым листом, и вот теперь из сизой весенней дымки фотографическим чудом выплывала мускулистая плоть строения, обуздавшего Ангару.

Мы облетели плотину несколько раз.

Снимали ее с большой высоты и с малой, видели и при солнце, и в белом тумане косо летящего снега. Глядя сейчас на снимок, можно представить, сколько всего вобрала в себя эта постройка, третья по счету на Ангаре. На каком-то масштабном рисунке я видел плотину и рядом — ленинградский Исаакиевский собор. Известный храм — строение немалое, но у плотины он выглядел, как шкатулка в соседстве с тяжелым резным сундуком.

Плотина — сооружение особое. Любое другое строительство — езда на спокойной лошади: выбирай верно путь, будь терпелив, настойчив и цели достигнешь. Строитель плотины всегда подобен всаднику, вскочившему на коня необъезженного: в любой момент может сбросить.

У Ангары нрав особо крутой, надеть хомут на нее очень непросто, и потому опыт строителей здешних плотин во всем мире внимательно изучают.

Качество… Симпатичный пятигранный

знак, означающий: «изделие без дефектов», тут вызывал бы улыбку. Качество у этого рода построек — понятие само собой разумеющееся, ибо инспектор суров и пощады не знает — сама Ангара. Верблюду в игольное ушко пролезть невозможно, но река, если такое ушко находит, сделает свое дело. История знает немало плотин, поверженных силой воды. Представляете меру ответственности тех, кто рассчитывал эту постройку на листах ватмана, и тех, кто клал в нее ковш за ковшом бетон на морозе, при котором «птицы на ветках мерзли, а металл временами становился, как стекло, хрупким»?

Все тут было как на войне, как при штурме больших крепостей. И союзников человеку этот край не припас. Летом — мошка, зимой — мороз, необжитые расстояния, глухомань — все было против людей. И все же вот она, плотина. Стоит, подпирает спиною стену воды, прочная (с расчетом выдержать десятибалльное землетрясение), работящая, красивая.

Старший брат у этой постройки — Братск.

Плотина Усть-Илимской ГЭС.

Весь опыт, накопленный выше по Ангаре, сюда направляли без промедления. Ангару у Толстого Мыса одолели «с ходу, с разгону и малой кровью». А все, что накоплено здесь, — механизмы, сила и опыт пошли теперь дальше. Хорошие вести идут уже с плацдарма у Кодинской заимки. Там, ниже по Ангаре, готовится новое наступление, по силе равное Братскому и этому Усть-Илимскому.

Однако и тут, у Толстого Мыса, горячие дни не окончились. Мне даже сказали: «Наоборот, только все разворачивается».

Плотина, строительству которой подчинена была вся жизнь Усть-Илимска, сама теперь эту жизнь направляет. Пятнадцать турбин, вращаемых Ангарой, дают половодье энергии.

И тут (на базе: лес — электричество) возводятся предприятия, равных которым, кажется, не было в нашей стране. Коротко стройка означается буквами ЛПК (Лесопромышленный комплекс. Главный конечный продукт — целлюлоза).

О ней уже многое известно. Я тоже о ней слыхал. Но только поездив на «газике» по огромной строительной площади и увидев ее с вертолета, представляешь реально размеры встающего предприятия. Непосвященному человеку невозможно сейчас разобраться в кажущемся хаосе труб, корпусов, путепроводов, складов, дорог, траншей, огромных емкостей и гигантских металлических ферм. Специалистам тоже многое тут в новинку. «Плотина теперь мне кажется делом простым и понятным — одна единая строчка, а тут огромный кроссворд», — сказал молодой инженер, с которым мы облетали площадку.