Вспомнил я и встречу в год первых спутников с Константином Георгиевичем Паустовским. Уже тогда было ясно: рано или поздно полетит человек. Слова «космос», «звезды» тогда были очень в ходу. Я приехал к нему за статьей-размышлением о грядущем. Он много расспрашивал и внимательно слушал, а потом вдруг сказал: «А знаете, больше всего человек все-таки будет интересоваться Землей. Земля для человека — самое главное. Мы о Земле не все еще знаем… И если даже далеко и надолго человек полетит, вернувшись на Землю, он будет плакать от счастья». Мне и тогда запомнились эти слова. Но только теперь, наблюдая странствия космонавтов, наблюдая за их работой, их строем мыслей, особенно чувствуешь, как глубоко был прав Паустовский, учивший нас всех великой любви, любви к жизни. Жизни, которая, очень возможно, есть только здесь, на планете Земля.
Фото из архива
Побывавшие в Антарктиде
Щегла зовут Рыжик, чиж именуется Яковом. Живут они в клетке. А если их выпускают, любимое место у птиц — маленький парусник на шкафу. Они садятся на мачты, явно предпочитая дерево металлическим прутьям клетки. Птицы как птицы, однако биография их необычна — и чиж, и щегол более года провели в Антарктиде.
Их путешествие из Москвы началось в картонной коробке из-под стирального порошка.
В Ленинграде день они провели в металлическом боксе вокзальной камеры хранения, потом ехали в Ригу, а 21 января 1976 года на корабле «Михаил Калинин» двинулись в дальнее путешествие.
В Антарктиду плыл их хозяин, страстный любитель птиц геофизик Владимир Силкин. В его каюте и обнаружил чижа со щеглом старпом капитана.
— Ну-ну… — улыбнулся старпом, наблюдая, как птицы чистили перышки и весело щебетали. — Главное — мышей на корабле не разведите, — на всякий случай сказал старпом.
И с этого дня каюта геофизика Силкина стала самым привлекательным местом на корабле — все непременно хотели видеть, слышать, кормить необычных спутников в Антарктиду.
А хозяин каюты, наблюдая поведение птиц, вел дневничок, с удивлением отмечая: «Птицы не почувствовали жаркого пояса… Пришли в Антарктиду, а они ведут себя так, как будто привез их в Малаховку».
И стали жить в Антарктиде на станции «Молодежная» 104 мужчины-зимовщика, пес Мухтар, каждый год менявший хозяина, и две эти птицы.
Кто был в Антарктиде, хорошо знает, как велика тоска по всему, что осталось на родине, — по людям, по краскам земли, по звукам и запахам.
Две маленькие птицы стали тут символом всего дорогого, что лежало далеко за льдом и морями.
«Я чувствую: свидание со щеглом и чижом действует на людей как лекарство. Придет приятель, послушает щебет, покормит птиц, поболтаем о том о сем, и, смотришь, повеселел человек» — так отмечено в дневнике геофизика. И, конечно, каждый зимовщик старался что-нибудь сделать для общих любимцев. Соорудили для них просторную клетку, поставили лампы дневного света, на окнах завели огород с кукурузой, помидорами, огурцами. Из оброненного семечка конопли сам собой вырос огромный, до потолка, стебелек. Птицы, отдавая должное всему, что зеленело вдоль окон, особенно любили этот единственный стебель, клевали листочки, выбирали начавшие зреть семена.
Климат в Антарктиде очень суров. Однако под крышей с обильной здоровой едой птицы чувствовали себя превосходно. Путешествие спутало время линьки, но перья чиж и щегол все-таки обновили. Они хорошо летали по дому, и «был соблазн в теплые дни выпускать их на солнышко, но боялся, что не вернутся; к тому же у дома все время летает поморник — может и покуситься…»
Для знакомства зимовщики приносили птицам пингвина — никакого впечатления! Сам пингвин от жары скоро заволновался, и пришлось его отпустить. Пес Мухтар, наполовину ослепший за четыре зимовки от яркого здешнего света, птиц только послушал и равнодушно лег у порога. Никаких воспоминаний щебет чижа и щегла у старожила Антарктиды, как видно, не пробудил.
Все эти маленькие житейские эксперименты скрашивали быт зимовщиков, служили поводом к разговорам, воспоминаниям. И все это очень радовало начальника экспедиции Геннадия Бардина, особенно часто бывавшего в домике геофизиков.
— Ай да Силкин, ай, молодец! — обычно говорил Бардин, наблюдая возню щегла и чижа. — Ведь это же чудо, тут, в Антарктиде, — лесная жизнь…
Между собою чиж и щегол жили дружно. Чиж был постарше и, видимо, чувствовал в себе родителя: стоило щеглу раскрыть клюв, как он принимался его кормить. И оба очень любили петь. Поводом для дуэта мог послужить чей-нибудь свист, музыка из приемника, но особо воодушевляло певцов жужжание электрической бритвы, как только включалась — концерт начинался немедленно. В Антарктиде у всех зимовщиков были бороды. И бритва в домике геофизика служила чем-то вроде оркестра для двух певцов.
Долгою для людей и, возможно, совсем незаметной для птиц была арктическая зимовка. Но все имеет конец.
— Папа вернулся! Рыжик и Яшка вернулись! — прыгала от восторга Наташа, пятилетняя дочь Владимира Силкина.