– Кто тебе сказал, что он лучший? Может, лучше этого мира ничего и быть не может?
– Нет, этот мир далеко не лучший, но в наших силах сделать его таковым. Истинно говорю вам, если захочешь, чтобы гора сдвинулась, она сдвинется. Нет препятствий для духа человеческого, едино лишь для пристанища его есть…
Все были до глубины души поражены этим разительным переменам в Василии. Как он стал говорить, какой взгляд, какие жесты… Нечеловеческое всё какое-то, всевластное.
Если бы он ещё вчера вот так бы встал на ящик и начал говорить о том, как надо жить, его просто бы засмеяли, а сейчас все стоят и слушают, веря каждому его слову. Даже Санёк с Михалычем прислушивались. Они слушают, и выражение их глаз меняется; одна часть их существа начинает стремительно расти, вытесняя другую, досель практически неразделимо властвующую. Всё в них копошится, противится, но не могут люди не прислушиваться, по крайней мере, большинство.
– И что же нам делать, о, Василий? – Владимир Алексеевич издевался. – Как теперь жить?
– Надо жить, слушая сердце, слушая душу, а не желудок. Почему вы набиваете желудок, а сердце оставляете голодным? Прислушайтесь, слышите, как оно хочет есть? Пожалейте его.
– Но я не чувствую, чтобы у меня урчало в сердце, – засмеялся Владимир Алексеевич и посмотрел по сторонам, но никто не поддержал его смеха.
– Потому что ты большинство, ты чувствуешь только свою материальную составляющую. Учитесь чувствовать не телом, но душою и многое тогда в вашей жизни изменится.
– Жаль не в лучшую сторону. А если я…– опять начал было Владимир Алексеевич.
Василий опустил глаза и покачал головой.
– Хватит вопросов. Какой смысл убеждать волка в том, что он должен питаться травой? Вера в
Владимир Алексеевич встретился взглядом с Василием, и по его коже побежали мурашки. Он как-то аляповато махнул рукой и, развернувшись, не спеша пошёл на улицу, не сказав больше ни слова.
Василий несколько секунд провожал его взглядом, но вскоре вновь начал учить.
Да, встреча двух стихий в уверенном существе Владимира Алексеевича повергла его самосознание в некое замешательство. Он весь вечер сидел в машине и думал о сказанном Василием. Всё было в смятении, в хаосе, одна мысль легко опровергала другую, на место которой тут же становилась новая. Но через два часа ему позвонили и сказали, что пришла очень неплохая и дешёвая партия товара, после чего Владимир Алексеевич решил, что хватит маяться дурью, и немедля жестоко подавил ростки.
– Ты видел это?– спросил Пётр, почёсывая бороду.
– Да, для первого раза неплохо. Главное, что он всё понял и принял это.
– А по-моему, даже слишком высокомерно, с людьми надо быть проще.
– А ты что хотел? Он же не каждый день такие проповеди читал, первый раз всё-таки.
– Да, первый раз.
– Посмотрим, что дальше будет.
– Я боюсь, как бы он не возгордился и не зачерствел, тогда конец.
– Ну почему ты такой пессимист? Чуть что, так сразу конец.
– Почему же пессимист? Я реалист. Надо реально смотреть на вещи, тогда всё будет просто и понятно.
– Что будет просто и понятно? Отношение к жизни, мир, или что-то там ещё? Ничего не будет проще, как раз-таки наоборот всё будет только сложнее, то есть хуже.
– Это ещё почему?
– Если быть реалистом или пессимистом, что в принципе одно и то же, то это значит жить по-настоящему, без лишних желаний, без мечтаний. А разве без этого можно жить нормально? Или даже можно ли жить вообще?
– По-твоему только оптимисты могут мечтать?
– Конечно, нет. И реалисты-пессимисты тоже могут, но им это не надо. Зачем копаться в мыслях, которые только расстраивают? Зачем мечтать, если думаешь, что это всё равно не сбудется? Если бы Христофор Колумб был реалистом, то он бы не открыл Америку.
– Как ты говоришь, так получается, что мы все оптимисты.
– Крайностей не бывает, но по большей части мы все именно оптимисты.
– Чушь ты какую-то несёшь. Настоящими оптимистами могут быть только животные, ибо они не знают даже того, что умрут, а если знаешь хотя бы это, то ты уже не оптимист.
– Ну, это само собой.
– А что ж ты тогда?
– В конце концов, прекрати вдаваться в такую страшную метафизику, все понятия надо принимать усреднёнными, только тогда размышления будут похожи на правду.
– Понятия обозначают крайности, в мыслях нет понятия среднего. Как можно думать усреднёно о крайностях?
– На Земле люди трактаты таким образом писали.
– Ну, в принципе от этого никуда не денешься.
– Ну и что тогда об этом вообще говорить?
– Лучше хоть как-то сказать, чем не сказать ничего.
– «Всё половинчатое портит целое».
– А что поделать, если нет целого?
– Ничего.
– Лучше уж хоть что-то, чем ничего.
– Одни слова. И твою и мою точку зрения можно опровергнуть в течение десяти минут.
– Ну и что? А говорить-то хочется.
– В
В дверь постучали.
– Войдите, – скомандовал Павел.
В дверях показалась очаровательная секретарша и еле слышно сказала:
– Пришёл список претендентов на вакансии, вам приносить?
– Неси.
Секретарша кивнула и удалилась.
– А на счёт Василия – это ты зря, ты слишком всё преувеличиваешь.