Полное собрание сочинений. Том 03

Да, обстоятельства изменились, но изменились они не в пользу Стокгольма, а исключительно против него.

Изменилось, прежде всего, то, что война из европейской стала всемирной, расширив и углубив общий кризис до крайних пределов.

Поэтому шансы империалистического мира и политики “давления” на правительства понизились до крайнего минимума.

Изменилось, во-вторых, то, что Россия стала на путь наступления на фронте, приспособив к требованиям политики наступления внутреннюю жизнь страны в смысле обуздания свобод. Ибо надо же, наконец, понять, что политика наступления несовместима с “максимальными свободами”, что поворотный пункт в развитии нашей революции начался ещё в июне. При этом большевики “оказались сидящими” в тюрьмах, а оборонцы, превратившись в наступленцев, играют роль тюремщиков.

Поэтому положение сторонников “борьбы за мир” стало невыносимым, ибо если раньше можно было говорить о мире, не боясь быть уличенным во лжи, то теперь, после политики наступления, поддержанной “оборонцами”, слова о мире из уст “оборонцев” звучат насмешкой. О чём же всё это говорит?

О том, что “товарищеские” разговоры о мире в Стокгольме и кровопролитные дела на фронтах оказались абсолютно несовместимыми, что противоречие между ними стало кричащим, самоочевидным.

В этом неизбежность краха Стокгольмской конференции.

Ввиду этого несколько изменилось и наше отношение к Стокгольму.

Раньше мы разоблачали стокгольмскую затею. Теперь вряд ли стоит её разоблачать, ибо она сама себя разоблачает.

Раньше её надо было клеймить, как игру в мир вводящую массы в обман. Теперь вряд ли стоит её клеймить ибо лежачего не бьют.

Но из этого следует, что путь к Стокгольму не есть путь к миру.

Путь к миру идёт мимо Стокгольма через революционную борьбу рабочих против империализма.

"Рабочий и Солдат” № 15,

9 августа 1917 г.

Передовая

ЖДАТЬ ВАМ—НЕ ДОЖДАТЬСЯ...

Характерной чертой переживаемого момента является непроходимая пропасть между правительством и народными массами,—пропасть, которой, не было в первые месяцы революции и которая появилась в результате корниловского восстания.

После победы над царизмом, в первые же дни революции, власть попала в руки империалистической буржуазии. У власти стали не рабочие и солдаты, а кучка кадетских империалистов. Как могло это случиться, и на что, собственно, опиралось тогда господство кучки буржуазии? Дело в том, что рабочие и, главным образом, солдаты доверяли буржуазии, надеясь в союзе с ней добиться хлеба и земли, мира и свободы. “Бессознательно-доверчивое” отношение масс к буржуазии — вот на что опиралось тогда господство буржуазии. Коалиция с буржуазией была лишь выражением этого доверия и этого господства.

Но шесть месяцев революции не прошли даром. Вместо хлеба получился голод, вместо увеличения заработной платы—безработица, вместо земли—пустые обещания, вместо свободы —борьба с Советами, вместо мира — война до истощения России и измена корниловцев у Тарнополя и под Ригой — вот что дала массам коалиция с буржуазией. Корниловское восстание лишь подвело итоги шестимесячному опыту коалиции, вскрыв предательство кадетов и пагубность политики соглашения с ними.

Всё это, разумеется, не прошло даром. “Бессознательно-доверчивое” отношение масс к буржуазии исчезло. Коалиция с кадетами сменилась разрывом с ними. Доверие к буржуазии уступило место ненависти к ней. Господство буржуазии лишилось своей надёжной опоры.

Правда, путём соглашательских ухищрений оборонцев, путём подлогов и фальсификации, с помощью Бьюкенена и кадетских корниловцев, при явном недоверии со стороны рабочих и солдат,—соглашатели всё же сколотили “новое” правительство старой буржуазной диктатуры, протащив обманным путём отжившую и истрёпанную коалицию.

Но, во-первых, коалиция эта худосочная, ибо, заключённая в Зимнем дворце, она встречает в стране лишь отпор и возмущение.

Во-вторых, правительство это непрочно, ибо оно не имеет под ногами почвы в виде доверия и сочувствия масс, питающих к нему лишь ненависть.

Отсюда непроходимая пропасть между правительством и страной.

И если это правительство всё же остаётся у власти, если оно, творя волю меньшинства, собирается господствовать над явно враждебным большинством, то ясно, что оно может рассчитывать лишь на одно: на насилие над массами. Никакой другой опоры у такого правительства нет и не может быть.

Поэтому не случайность тот факт, что первым шагом правительства Керенского — Коновалова послужил разгром Совета в Ташкенте.

Не случайность и то, что это правительство принялось уже за подавление рабочего движения в Донецком бассейне, посылая туда таинственного “диктатора”.

Не случайность и то, что на вчерашнем своём заседании провозгласило оно войну с крестьянскими “волнениями”, решив:

“Образовать на местах комитеты Временного правительства, прямое назначение которых составляло бы борьбу с анархией и подавление беспорядков” (“Биржёвка”).

Всё это не случайность.