Полное собрание сочинений и письма. Письма в 12 томах

Глупая ты! Я не писал тебе о будущей пьесе не потому, что у меня нет веры в тебя, как ты пишешь, а потому что нет еще веры в пьесу. Она чуть-чуть забрезжила в мозгу, как самый ранний рассвет, и я еще сам не понимаю, какая она, что из нее выйдет, и меняется она каждый день. Если бы мы увиделись, то я рассказал бы тебе, а писать нельзя, потому что ничего не напишешь, а только наболтаешь разного вздора и потом охладеешь к сюжету. Ты грозишь в своем письме, что никогда не будешь спрашивать меня ни о чем, не будешь ни во что вмешиваться; но за что это, дуся моя? Нет, ты добрая у меня, ты сменишь гнев на милость, когда опять увидишь, как я тебя люблю, как ты близка мне, как я не могу жить без тебя, моей дурочки. Брось хандрить, брось! Засмейся! Мне дозволяется хандрить, ибо я живу в пустыне, я без дела, не вижу людей, бываю болен почти каждую неделю, а ты? Твоя жизнь как-никак все-таки полна. Получил письмо от Константина Сергеевича. Пишет много и мило. Намекает на то, что пьеса Горького, быть может, не пойдет в этом сезоне. Пишет про Омона, про "mesdames, ne vous dйcolletez pas trop". Кстати сказать, Горький собирается засесть за новую пьесу, пьесу из жизни ночлежников, хотя я и советую ему подождать этак годик-другой, не спешить. Писатель должен много писать, но не должен спешить. Не так ли, супруга моя? 17-го янв(аря) в день своих именин я был в отвратительном настроении, потому что нездоровилось и потому что то и дело трещал телефон, передавая мне поздравительные телеграммы. Даже ты и Маша не пощадили, прислали телеграмму! Кстати: когда твой Geburtstag? Ты пишешь: не грусти - скоро увидимся. Что сие значит? Увидимся на Страстной неделе? Или раньше? Не волнуй меня, моя радость. Ты в декабре писала, что приедешь в январе, взбудоражила меня, взволновала, потом стала писать, что приедешь на Страстной неделе - и я велел своей душе успокоиться, сжался, а теперь ты опять вдруг поднимаешь бурю на Черном море. Зачем? Смерть Соловцова, которому я посвятил своего "Медведя", была неприятнейшим событием в моей провинциальной

{10175}

жизни. Я его знал хорошо. В газетах я читал, что будто он внес поправки в "Иванова", что я как драматург слушался его, но это неправда. Итак, жена моя, славная моя, хорошая, золотая, будь богом хранима, здорова, весела, вспоминай о своем муже хотя по вечерам, когда ложишься спать. Главное - не хандри. Ведь муж у тебя не пьяница, не мотыга, не буян, я совсем немецкий муж по своему поведению; даже хожу в теплых кальсонах... Обнимаю сто один раз, целую без конца мою жену. Твой Antoine. Ты пишешь: "куда ни ткнусь - всё стенки". А ты куда ткнулась?

3634. H. Д. ТЕЛЕШОВУ 20 января 1902 г. Ялта. 20 янв. 1902. Дорогой Николай Дмитриевич, увы! Увы - и больше ничего. Вы хотите для своей книги что-нибудь из того, что было уже напечатано, но всё мое, уже напечатанное, принадлежит Марксу, и по договору я имею право давать свои рассказы, еще не вошедшие в марксовское издание, только в благотворительные сборники, бесплатно. Ваше издание - затея прекрасная, интересная, желаю полнейшего успеха и завидую Вам. Только едва ли это хорошо, что книжка будет иметь взболтанный вид, вид сборника, хотя, впрочем, она все-таки хорошо пойдет. Кстати, в "Новом журнале иностранной литературы" печатается теперь гетевский "Фауст" в прозаическом переводе Вейнберга; перевод чудесный. Вот заказали бы Вы тоже буквальные, прозаические переводы, прозаические, но великолепные переводы "Гамлета", "Отелло" и проч. и проч. и издали бы также по 20 к. Вот повидайтесь-ка и поговорите с Вейнбергом! Желаю Вам всего хорошего, счастливого нового года, успехов. Будьте здоровы! Ваш А. Чехов. На конверте: Москва. Его высокоблагородию Николаю Дмитриевичу Телешову. Чистые пруды, д. Тереховой.

{10176}

3635. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ 21 января 1902 г. Ялта. Здоров, привет милой собаке. Антоний. На бланке: М(о)ск(ва). Неглинный, дом Гонецкой. Ольге Чеховой.