Полное собрание сочинений

Дело шло к зиме. Лиственные деревья сбросили свой пышный осенний наряд, а лиственницы – хвою. И только ели, сосны, да кедрачи продолжали зеленеть среди угрюмых скал. Застава жила своей обычной, повседневной жизнью. Наряды, сменяя друг друга, выходили на охрану Государственной границы, трещали телефоны, сыпались один за другим приказы и распоряжения. Нарушителей не было. Да и кому в голову придет соваться на нашу территорию в этих местах? Бред, да и только! Но служба есть служба. И весь личный состав заставы исполнял ее с честью. Проверки были редки. Но однажды с такой проверкой на заставу пожаловал со своей свитой в соответствии с приказом командующего округом сам полковник Стасов по кличке «Фотограф». Это потому, что он после проверок часто кого-нибудь снимал.

Жизнь на заставе, что называется, кипела. Бойцы рубили дрова, топили печки, убирали территорию. Старый Ингур чинил замок от складского помещения, а Волчок дремал возле будки. Вдруг он поднял голову и навострил уши.

– Гляди-ка, учуял чего-то, – обратил внимание Кухтин.

– Зайцы поблизости шастают, вот и учуял, – отозвался новопризванный Мишаков.

И каждый снова занялся своим делом. Вскоре все отчетливо услышали конский топот.

– Скачет кто-то! – Кухтин побежал в командирскую докладывать начальству.

Командиры переполошились. Никак проверка какая-то! Правда, никаких сообщений через средства связи не поступало. Тем хуже, – такая проверка ничего хорошего не сулила.

– Все по местам! – скомандовал Диденко.

– Срочно всем привести себя в порядок и убрать, что успеете!

Диденко и Крамарук напряженно ждали непрошеных визитеров, стоя у окна командирской. Вся застава замерла в напряжении. Только Ингур, как ни в чем не бывало, продолжал, стоя на коленях, привинчивать к двери замок. Он мурлыкал на своем родном языке какую-то песенку, время от времени попыхивая трубкой, так как до высокого начальства ему не было никакого дела.

Полковник Стасов и вся его свита резко осадили коней у ворот и спешились. Бойцы подхватили лошадей под уздцы, а полковник вошел в ворота, которые перед ним услужливо распахнул боец из его свиты. Навстречу ему тут же выскочили Диденко и Крамарук.

– Товарищ полковник, – бойко докладывал Диденко, – застава номер…

И тут, не дав ему закончить доклада, из-за будки выскочил Волчок и с яростным рыком кинулся на Стасова. Стасов рефлекторно отпрянул, споткнулся на ровном месте и на глазах у своей свиты и всей заставы грохнулся на землю. Диденко успел стать между ним и Волчком. А Ингур, несмотря на свой преклонный возраст, – схватить цепь и сдержать разъяренного волка.

Скоропалительно готовясь к неожиданной встрече, все забыли о волке и не зафиксировали цепь на защелку. Ингур сделал это только сейчас и с невозмутимым видом стоял, посасывая свою замусоленную трубку.

Стасов вскочил, отряхиваясь и грязно ругаясь, а Диденко и Крамарук бледные, как полотно, вытянулись перед ним во фрунт, принимая на себя все ругательства, угрозы и оскорбления. К шапке и шинели Стасова пристала пожухлая хвоя, какие-то щепки и прелые листья. Каждый порыв ветра срывал с него этот мусор и сыпал в лица стоявших позади сопровождающих, которые только успевали отплевываться да отряхиваться.

– Это что же за херня получается, Диденко?! Умышленно меня позоришь? Посмешище из меня делаешь? Петрушку-клоуна? Да? Отвечай, едри твою душу мать, когда тебя командование спрашивает!

– Никак нет, товарищ полковник!

– Молчать! Это что же выходит, если бы не этот старик, твоя псина мне бы сейчас горло перегрызла, едрит твою Бога мать?! Так?!

– Никак нет! Позвольте объяснить, товарищ…

– Я сказал, молчать! Ты что же, сука с петлицами, не мог заранее собаку привязать? Первым долгом надо было это сделать, когда стало известно, что командование едет!

– Это волк, а не собака, товарищ полковник! – зачем-то вставил Крамарук.

– Что-о-о? – побагровел полковник, – тебе кто позволил дикого зверя на заставе держать? Это уже политическим делом пахнет! Это уже не просто разгильдяйство! Дикого зверя на командира натравить! Раков!

– Я! – подскочил к нему молоденький лейтенант из свиты.

– Немедленно составить рапорт на имя генерала Климова! А волка застрелить немедля! Стой! Я сам это сделаю! – и он нервными движениями стал расстегивать кобуру.

Но перед ним неожиданно вырос Ингур.

– Остановися! Стой, большой командира! Не смей зверя трогать!

– Это что у тебя за чудо такое, Диденко? Он что, мне приказывает? Ты, собственно, кто такой? Как здесь очутился?

– Я Ингур, работая здеся! Зверя не виновата! Это я не доглядел. Меня расстреляй. А зверя хорошо служил. Он заставу охранял! И на тебя потому напал! В петлицах не разбирается! Ясно?

Стасов опешил.

– Слушай, а ведь верно говорит старик! Правда, лейтенант? – сказал он вполоборота к Ракову уже немного потеплевшим голосом.

Все замерли в ожидании.

– Ладно! Вольно! Пойдем в командирскую, – там разберемся.

Все двинулись в командирскую. А Прохоров уже спешил туда с традиционной бутылкой спирта.

Комиссия уезжала с миром и крепко навеселе. На прощанье Стасов крикнул старому Ингуру: