Полное собрание сочинений

– Ну почему в монастырь? Люди осудят, ведь меня все знали как порядочную женщину, и ты, в том числе.

– Да что мы, ради них живем на свете? Привыкнут, куда им деться.

– К чему? К тому, что я…

– Ну что ты, Милочка! Ведь жизнь есть жизнь, и мы с тобой пока еще живые люди. Останься… Пожалуйста…

Я прижал ее к себе и нежно поцеловал. Она припала к моей груди и, дыша мне за пазуху, отрицательно замотала головой.

– Я ведь не для этого к тебе шла, поверь, Костя… Я шла только посмотреть твою лесную находку, и все.

– И я тоже тебя приглашал без всякой задней мысли. Но мне стало так хорошо с тобой… И тебе тоже, я знаю…

– Ты прав, Костенька. Мне хорошо с тобой, даже очень. Но что будет дальше, потом? Чем это все закончится? Я могу всерьез влюбиться, а ты все о Светлане думаешь, я знаю. Ведь ты ее всегда любил, а куда твоя любовь могла деться?

– Вот ты и помоги мне забыть ее. Ведь я ее просто обязан забыть, понимаешь? А я помогу тебе поскорее забыть Толика…

– А я не хочу, понимаешь, не хочу забывать его! Хочу сохранить о нем память в сердце на всю оставшуюся жизнь.

– И что, так и будешь тосковать все время? Не нужно, милая. Ведь нам не так много осталось в жизни радостей. Мне уже до пятидесяти рукой подать, а ты – немногим моложе. Нужно…

Она заплакала. Я усадил ее на кресло и присел на подлокотник. Через минуту она успокоилась и вытерла слезы. Улыбнувшись, она встала и, тряхнув еще не тронутыми сединой светло-русыми волосами, произнесла свой вердикт.

– Ладно, будь что будет. Я пойду на кухню, посмотрю, что у тебя есть из продуктов и попытаюсь приготовить какой-нибудь ужин. А ты – приготовь постель.

Я отправился в спальню и, чтобы застлать чистые простыни, решил перенести яйцо в залу на диван. Взяв его в руки, я опять ощутил нежное чувство, как и утром, и погладил его. В нем вроде что-то забилось. Мне стало еще приятнее, захотелось прижать его к щеке, и я сделал это. Теперь я отчетливо ощутил, что внутри что-то легонько шевельнулось и чуть затрепетало, и это вызвало у меня еще больший необъяснимый прилив теплых чувств. Мне не хотелось с ним расставаться, но здесь предстояла первая ночь с Милочкой. Поэтому я, превозмогая себя, отнес его в залу и направился на кухню.

Там в моем новом клетчатом переднике по-хозяйски хлопотала Милочка. На сковородке шипела и стреляла яичница с ветчиной, а в кофеварке дымился ароматный кофе, купленный еще Светланой.

– Не боишься пить кофе на ночь? – спросила Милочка.

– Нет. Если я не сплю, то лишь тогда, когда о чем-то думаю, переживаю. А когда я счастлив, как сегодня, я сплю нормально и после кофе, и после чая, и после чего угодно. По рюмочке коньячку?

– Да, но только в кофе.

После ужина она отправилась в ванную, а я – к своей удивительной находке. Погладив ее, я опять ощутил под скорлупой легкий трепет, а по моему телу, разогретому кофе с коньяком и воображением, вновь пробежала волна непередаваемой нежности, сочувствия и желания защитить беззащитное существо, какой-то сладкой жалости, как к грудному младенцу. Я сидел и гладил его, наслаждаясь эмоциями, наполнявшими каждую клеточку моего организма.

– Костя, я уже готова и жду тебя. Поторопись, не то я усну, и ты меня до утра уже не добудишься!

Я отошел от дивана и, оглянувшись на прощанье, вышел из залы. Приняв прохладный душ и, наскоро вытершись, я вошел в спальню. Милочка лежала на спине, закрыв глаза и вытянув руки вдоль туловища поверх одеяла, на светланином месте. Я подошел к кровати и откинул край одеяла. Милочка тут же погасила свет, повернулась ко мне лицом, и мы сплелись в объятиях.

Потом мы лежали рядышком и беседовали тихо-тихо, словно нас мог кто-то подслушать. Ее голова лежала у меня на плече, и я ласкал ее тяжелые светлые волосы. Временами она глубоко вздыхала и тесно прижималась ко мне, нежно целовала меня в шею, а потом снова расслаблялась. Это было так приятно! Светлана никогда так не делала.

– Милочка, ты такая хорошая. Я, кажется, люблю тебя, – сказал я и поцеловал ее в трепещущие губы.

– Костя, милый, можно тебе поверить свой тяжкий грех?

– Конечно, ласточка моя!

Я снова привлек ее к себе и поцеловал в плечо, в шею и снова в губы.

– Я первый в жизни раз изменяю своему мужу…

– А я – жене. Но твоего мужа давно уже нет в живых, Милочка! Он мертв, а мы, слава Богу, пока еще живы.

– А Светка? Она жива. И у меня такое чувство, как будто я ворую…

– Она давно от меня отреклась. Сказала, что никогда меня не любила. И это правда, святая правда.

– А, по-моему, она лгала. Вы же прожили более четверти века. И ушла она из сугубо корыстных побуждений. Ей хотелось роскоши, денег и лживого почитания со стороны окружающих. Скоро ее полковник наскучит ей, и она, как женщина умная, поймет, что к чему, и к тебе снова запросится. И ты не устоишь. Ты ее любишь, она тебя тоже. А то, что мы с тобой сейчас делаем – не что иное, как прелюбодеяние. Она вернется, и вы вместе осудите меня.

– Нет, Милочка, насчет ее любви ко мне ты ошибаешься. Она мне сказала правду, что никогда, понимаешь, ни-ког-да меня не любила. Только лгала, что любит.