Полночный час

Однако Джессика не была наивной дурочкой. Она подготовилась к началу «взрослой» жизни. Кристи стащила у матери упаковку таблеток «антибэби» и перед грандиозной затеей с Дрю вручила Джессике шесть штук. «Если ты захочешь заниматься сексом больше шести раз, то позаботься о себе сама», – сказала Кристи.

Но получилось так, что на Дрю она истратила только две. Джессика рассудила, что больше достать их будет негде, когда она исчерпает запас, так как они с Кристи к тому времени уже раздружились. Но сильнее, чем перспектива остаться без таблеток, Джессику волновало то, что они могут как-то повлиять на ее болезнь или вступить в реакцию с инсулином, или что-нибудь еще в этом роде. Джессика должна была ставить в известность врача о любом лекарстве, которое она принимает, тем более что противозачаточные препараты отпускались по рецептам. Но если она скажет врачу, тот непременно сообщит матери, и Джессике даже не хотелось думать, чем все это может кончиться.

Джессика приняла решение махнуть рукой на все ограничения, глотать таблетки, когда ей это потребуется, и надеяться, что все обойдется.

Разве больные диабетом не занимаются сексом? Разве они не предохраняются гормональными препаратами? И никто еще не умер. Значит, незачем забивать голову ерундой.

Бонни, скотчтерьер, обитающий по соседству, внезапно принялся лаять и прервал размышления Джессики. Лай был громким и напрочь заглушил перезвон колокольчиков в саду и нарушил тихое очарование ночи. Боже! Неужто Уэлчи никак не могут понять, что собаку полагается на ночь пускать в дом? В конце концов кто-нибудь из соседей подаст на них жалобу в полицию.

Должно быть, поблизости появилась лиса или олень – время от времени они забредали в город, – потому что Бонни прямо-таки захлебывался в лае.

Джессика поплевала на кончик своей сигареты, чтобы загасить ее, и зашвырнула окурок через перила в густой куст можжевельника, росший возле крыльца. Мать никогда не найдет его там, пусть шарит хоть миллион лет. Можжевельник рос здесь испокон веку, еще до того, как они поселились в этом доме, и никто не обращал на него внимания. А уж матери вообще до него не было никакого дела.

Ее мамочка не была заядлой садовницей. «Зеленой перчаткой» она не обладала, даже комнатные цветы у нее погибали с постоянным упорством. Растительный мир был представлен в их доме лишь цветочным орнаментом на скатертях и занавесках.

Джессика всматривалась в темноту, гадая, что могло так встревожить Бонни. Вокруг была непроглядная ночь. Джессика не могла различить даже ограды, отделяющей их участок от Уэлчей. Сомкнувшиеся кроны деревьев закрывали от нее звезды и луну и отбрасывали такую густую тень, что Джессика не узнавала свой двор.

Внезапно она похолодела. Ей показалось, что она видит кого-то во тьме, у старого дуба, там, где была железная садовая скамейка. Движущаяся тень на мгновение мелькнула перед ее взором, и вновь темнота поглотила ее.

Существо было рослым. Оно напоминало мужчину, а может быть, что-то потустороннее, чужое для мира Джессики и ее матери и, наверное, злобное, жестокое.

Мысль о том, что чьи-то глаза уже давно наблюдали за ней, повергла Джессику в ужас. Волосы шевельнулись у нее на голове.

Она молниеносно вскочила на ноги, метнулась к двери и, очутившись внутри, заперла ее за собой. Долго она простояла в неподвижности, привалившись к двери, сердце билось бешено, она задыхалась.

Конечно, все это глупости, ей просто что-то померещилось. Кому взбрело бы в голову забраться к ним во двор среди ночи? Если что-то там и было, то это, разумеется, олень, а уж никак не человек, хотя существо более всего походило именно на человека.

Дрожа всем телом, Джессика еще раз проверила запоры и с быстротой белки взлетела вверх по лестнице прямо в материнскую спальню. И здесь она тщательно заперла дверь изнутри.

Мать спала на правом боку, занимая лишь часть широкой кровати. Циферблат будильника на столике был близко от ее лица, и слабое свечение выхватывало из мрака знакомые черты. Ровное дыхание спящей матери вселило в Джессику уверенность в том, что обе они в безопасности.

Стараясь не шуметь, Джессика прокралась через комнату и улеглась в кровать рядом с матерью, как поступала всегда в раннем детстве, если бывала больна или просыпалась среди ночи от страшного сна. Будучи не в силах справиться с собственными страхами и желая успокоить себя прикосновением к теплому материнскому телу, она плотно прижалась животом к спине Грейс, повторив в точности ее позу. И так они расположились, лежа как ложки в футляре.

– Джесс, ты? – сонно спросила мать.

Джессика промолчала, только еще плотнее прижалась к матери.

– Плохой сон?

Джессика невнятно что-то промычала в ответ. Если она скажет матери правду, то ей придется объяснять, что она делала в глухую ночь на крыльце. Эта идея ее не радовала.

– С тобой все в порядке?

– Угу.

– Тогда спи.

– Угу. Спокойной ночи, мам.

– Спокойной ночи, детка. Я люблю тебя.

– И я тебя тоже, – сказала Джессика совершенно искренне.

Грейс тут же вновь уснула, а ее дочь еще долго, очень долго боялась даже закрыть глаза.

14