Полмира

Все время, пока она говорила, Бренд думал о своей сестре, и о том, что за ней некому присмотреть, и в нем закипал гнев.

— Боги, — прорычал он. — Есть ли такое благословение, которое ты не будешь считать проклятьем?

Колючка нахмурилась, ее щеки раздувались, когда она жевала.

— Что это значит?

Он рявкнул, неожиданно преисполнившись отвращения к ней.

— Что у тебя есть мать, которой не наплевать на тебя, и дом, где тебя ждут, где ты в безопасности, и ты все равно находишь, на что пожаловаться!

Эти слова вызвали неудобную тишину. Отец Ярви прищурил глаза, Колл расширил свои, а брови Фрора поползли вверх от удивления. Колючка медленно проглотила, выглядя при этом потрясенной, словно ее ударили. Даже более потрясенной. Били ее постоянно.

— Я чертовски ненавижу людей, — пробормотала она, хватая еще лепешку из рук Сафрит.

Вряд ли стоило это говорить, но в кои-то веки Бренд не мог держать рот на замке.

— Не волнуйся. — Он натянул одеяло на плечо и повернулся к ней спиной. — Они относятся к тебе так же.

Пошли они нахрен

Нос Колючки дернулся от запаха готовящейся еды. Она поморгала, просыпаясь, и точно знала: что-то было не так. Она с трудом помнила последний день, когда просыпалась без нежной помощи сапога Скифр.

В конце концов, быть может, у старой ведьмы все-таки есть сердце.

Колючке снилось, что ее голову лизала собака, и она постаралась вытрясти это из памяти, скатываясь со своего одеяла. Возможно, сны были посланиями богов, но будь она проклята, если могла распознать значение этого. Колл согнулся у края воды и ворчал оттого, что ему пришлось драить котелки.

— Привет, — сказала она, от души потягиваясь и почти наслаждаясь протяжной болью в руках и в спине. В первые дни она едва могла пошевелиться по утрам от гребли и тренировок, но теперь она загрубела от работы, стала жесткой, как веревка и доска.

Колл глянул на нее и его глаза расширились.

— Эээ…

— Я знаю. Скифр позволила мне поспать. — Она ухмыльнулась, глядя через реку. Впервые название «Священная» казалось для нее подходящим. Год близился к концу, Мать Солнце уже была яркой и жаркой, птицы чирикали в лесу, и насекомые лениво двигались над водой. Свисающие ветки деревьев на берегу были усеяны белыми цветами, Колючка глубоко вдохнула носом запах цветочный аромат и выдохнула. — Мне кажется, сегодня будет отличный день. — Она потрепала Колла по волосам, повернулась и чуть не врезалась в Бренда.

Он уставился на нее, на его лице застыл тот беспомощный вид.

— Колючка, твои…

— Отвали и сдохни. — Полночи она не могла заснуть, размышляя о гадостях, которые скажет ему, но это было лучшим из того, что ей удалось выдавить, когда пришло время. Она толкнула его плечом и пошла к углям костра, где собралась команда.

— Ешьте хорошенько, — говорил Ральф. — Возможно позже сегодня мы доберемся до высокого волока. Вам понадобиться вся ваша сила и даже сверх того, когда мы потащим… — Он запнулся, уставившись на то, как подходит Колючка, берет свободную плошку и смотрит в горшок.

— Не нужно ради меня прерываться, — сказала она. Все уставились на нее, и это заставило ее занервничать.

Затем Одда хихикнул, плюясь едой.

— Она похожа на щетку, у которой выщипали половину щетины!

— Наполовину постриженный ягненок, — сказал Досдувой.

— Ива, у которой обрубили половину веток, — пробормотал Фрор.

— Мне нравится, — сказал Одда. — Звучит поэтично. Тебе надо чаще говорить.

— А тебе надо говорить поменьше, но все так, как оно есть.

С реки подул ветер, удивительно холодный с одной стороны Колючкиной головы. Она хмуро посмотрела вниз и увидела, что ее плечо покрыто волосами. Она коснулась рукой головы, боясь того, что может обнаружить. С правой стороны ее волосы были спутаны в обычную неумелую косу. Левая была неровно побрита до короткой щетины. Ее пальцы дрожали, когда она проводила ими по непривычным шишкам своего черепа.

— Ты спала на правом боку. — Скифр склонилась у нее из-за плеча, хватая двумя пальцами кусок мяса из горшка. — Я сделала все, что смогла, не разбудив тебя. Ты такая умиротворенная, когда спишь.

Колючка уставилась на нее.

— Ты сказала, что не будешь заставлять меня стричься!

— Вот поэтому я постригла тебя сама. — И женщина улыбнулась, словно оказала Колючке немаленькую услугу.

Вот и думай потом, что у ведьмы есть сердце, и о прекрасном дне. Колючка не знала, чего хочет — зарыдать, закричать, или врезать Скифр по лицу. В конце концов все, что она могла поделать, это брести к реке, слушая, как в ушах звенит смех команды, сжимая зубы и вцепившись в свою полуобритую-полувсклокоченную голову.